Стоящая С Кулаком замерла, остановившись на полуслове. Она нс должна позволять этому происходить не должна постоянно думать о нем. Это было невыносимо.
К тому времени, когда она достигла деревни, женщина, в которой жило сразу два человека, решила для себя окончательно: ее роль переводчицы является всего лишь частью общего плана, общего дела. Такого, например, как торговля. И дальше этого пойти не должно, даже в мыслях.
Она должна прекратить думать о белом мужчине.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Лейтенант Данбер в одиночестве, не торопясь, ехал вдоль реки. Так же, как Стоящая С Кулаком. Только она ехала к югу, а он направлялся на север.
Несмотря на жару, которая все усиливалась, он удалился от реки на милю или две. Данбер двигался по бескрайней степи, и одна мысль прочно засела в его голове. «Если я буду окружен со всех сторон только прерией, мне станет лучше», — думал он.
Настроение Данбера после инцидента в беседке резко упало, и сейчас он находился в самом унылом расположении духа.
Лейтенант снова и снова мысленно возвращался к ее бегству из беседки, пытаясь нащупать, найти что-то, за что можно было бы уцепиться. Но ничего не было. Ему становилось ясно, что их разрыв, должно быть, окончательный, и из-за этого он чувствовал себя ужасно. Это он сам, уже ухватившись было за нечто замечательное, почти достигнув желаемого, вдруг выпустил его из рук, позволил ему ускользнуть.
Данбер безжалостно ругал себя на чем свет стоит за то, что нс бросился вслед за ней. Если бы он сделал это, в настоящий момент они, возможно, счастливо беседовали бы в тени ветвей, шатром поднимающихся у них над головой. Когда Данбер подумал об этом, что-то нежное всколыхнулось в его душе, какое-то приятное ощущение, ожидание счастья. Но что бы это ни было, оно посетило его лишь на мгновение, а потом испарилось.
Джон хотел рассказать Кристине о себе. Теперь это, по всей вероятности, никогда не случится.
Он хотел сейчас снова вернуться в беседку вместе с ней. Но вместо этого лейтенант бродил по степи, как потерянная душа под палящими лучами солнца.
Лейтенант никогда еще не уходил так далеко к северу от лагеря, и сейчас был удивлен тем, как разительно отличались эти места от тех, что были расположены южнее. Здесь действительно холмы были холмами, а не теми маленькими шишечками, едва выступающими из травы. Они поднимались прямо перед ним, а от холмов тянулись во все стороны глубокие, оскалившиеся острыми выступами каньоны.
Невыносимый зной, усугубленный непрекращающимся самокритицизмом, довел Данбера до того, что его мозги начали плавиться. Он неожиданно почувствовал головокружение, и слегка толкнул Киско в бока коленями. В полумиле впереди от себя Данбер заметил тенистое местечко — там начинался черный каньон, разрезающий прерию на части. Сейчас лейтенант направлялся туда.
Стены по обе стороны путников поднимались на сто футов вверх, а казались еще выше. Темнота, окутавшая лошадь и всадника, несла с собой освежающую прохладу. Они начали осторожно продвигаться по усыпанному камнями дну ущелья, и место вдруг показалось Данберу зловещим. Впереди стены сходились, приближались друг к другу, и каньон становился все уже и уже. Лейтенант чувствовал, как мускулы Киско начали нервно подрагивать, и в абсолютной тишине наступающего вечера Данбер ясно различал гулкие удары своего сердца.
Его поразила появившаяся вдруг уверенность, что он вошел в какой-то древний мир. Может быть, это был ад?
Лейтенант начал уже подумывать о возвращении, как вдруг каньон стал расширяться. Далеко впереди, в просвете между стен, лейтенант увидел заросли высокой травы. Верхушки этого травостоя переливались в лучах солнца, играющих на их стеблях и перебегающих к вершинам.
Преодолев несколько извилистых поворотов и обойдя наиболее крупные камни, лежащие прямо на их пути, Данбер и Киско оказались на свободе. Они выбрались из ада прямо на чистое пространство первозданной, нетронутой природы. Здесь и росла та высокая трава, что он заметил из ущелья. Даже в засушливое лето, под палящими лучами солнца растительность оставалась зеленой и свежей. И хотя реки поблизости видно не было, лейтенант знал, что вода должна быть где-то недалеко.
«Оленья шкурка» изогнул шею и принюхался. Воздух потоками входил в его ноздри, расширяя их при каждом вдохе. Он тоже, должно быть, испытывал жажду, и Данбер отпустил поводья. Киско исследовал траву и прошел еще сотню ярдов, приблизившись к основанию каменной стены, которая была окончанием каньона. Здесь он остановился.
У его ног бил маленький родничок. Он был не более шести футов шириной. Водоросли, пустившие свои корни в грунт на его дне, выросли, и теперь их листья покрывали поверхность водоема сплошной пеленой. Не успел лейтенант отпрыгнуть в сторону, как морда Киско с силой ткнулась в воду, раскидав водоросли и подняв тучу брызг. Лошадь жадно пила живительную влагу, делая большие глотки.
Лейтенант опустился на одно колено рядом с Киско и окунул руки в воду у самого бережка. В этот момент что-то попало в поле его зрения. Это была расселина у основания каменной стены. Она уходила вглубь утеса и была достаточно высока у своего начала, чтобы человек мог пройти не нагибаясь.
Лейтенант Данбер наклонился к источнику. Его губы коснулось воды рядом с Киско, морда которого все еще продолжала торчать в роднике. Данбер быстро напился, снял поводья с шеи лошади и опустил их на землю рядом с ключом, а сам вошел в темноту расселину.
Внутри утеса было удивительно прохладно. Расселина не имела второго входа. Это была просто пещера. Земля под ногами была мягкой и, насколько Данбер мог видеть, это место пустовало. Но скользнув взглядом по полу, лейтенант увидел следы пребывания в ней человека. Угли от тысячи костров были разбросаны по земле, похожие на выщипанные перья.
Свод пещеры начал сужаться по мере того, как Данбер продвигался все дальше и дальше вглубь. Когда лейтенант дотронулся до потолка, копоть от множества горевших здесь костров окрасила кончики его пальцев в черный цвет.
Чувствуя необычайную легкость, с просветленной головой, Данбер сел, и его ягодицы так сильно ткнулись в землю, что он вскрикнул.
Лейтенант сидел и смотрел в ту сторону, откуда только что пришел. Вход в пещеру находился в сотне ярдов от него, и сейчас напоминал скорее окно, распахнутое в вечер. Киско пощипывал в высокую сочную траву, что росла у источника. Позади лошади высокий травостой шелестел на ветру, заходящее солнце играло бликами на листьях растений, и они превращались в зеркала, отражающие солнечные лучи. Когда вечерняя прохлада забралась в пещеру и окутала Данбера, он вдруг задрожал, почувствовав всепоглощающую усталость. Лейтенант улегся на спину, соорудил из замкнутых за голову рук подушку и уставился в потолок. Матрацем ему служила мягкая песчаная почва.
Крыша, которую образовывал свод каменной пещеры, почернела от дыма, но тем не менее на ней были отчетливо видны какие-то знаки. Глубокие насечки прорезали камень и когда Данбер внимательнее присмотрелся, он вдруг догадался, что сделаны они человеческими руками.
Данбера начал одолевать сои, но он, зачарованный, продолжал смотреть на эти следы человеческого прикосновения. Он пытался найти объяснение этим линиям. Может быть, какой-нибудь мечтатель, любящий смотреть на звездное небо, протянул нити, чтобы соединить по звездам в одно целое очертания Тельца? Не успел Данбер закончить свою мысль, как линии тотчас же встали на место. Это был бизон, нарисованный очень грубо, но, тем не менее, имеющий все необходимые детали. Даже маленький хвостик находился там, где ему и положено быть.
Рядом с бизоном был нарисован охотник. Он держал в руках копье, и оно было направлено на животное.
Теперь дорога для сна была открыта. Ему пришла в голову мысль, что родник мог быть чем-то заражен, когда незаметно отяжелевшие веки опустились, закрыв глаза лейтенанта.
Но даже с закрытыми глазами, Данбер продолжал видеть бизона и охотника. И охотник был знаком
