— Хорошо, — сказала она, резко выпрямляясь. — Ты получишь эти материалы, пусть только сначала мой дед подтвердит, что ты имеешь на это право.
Мадлен долго смотрела на нее, потом нетвердо спросила:
— Ты надеешься, что он не разрешит?
— Я думаю, он сперва поинтересуется, для чего тебе это понадобилось, — отрезала Джессика. — А уж твоя забота убедить его в том, что с твоей стороны это не праздное любопытство.
— Я скажу ему, что ты не хочешь давать мне эту подборку. Что это ты не хочешь и близко подпускать меня к вашей драгоценной «Голубой Чайке»!
Джессика подумала, что в словах Мадлен заключено довольно много правды. Ей казалось, будто она понимает, каково это — быть красивой игрушкой ее деда, который несомненно считал Мадлен совершенно безмозглой и абсолютно никчемной во всех других отношениях. Непрошеная жалость словно змея шевельнулась в ее сердце. Потом Джессика подумала, что, как бы сильно порой Мадлен ни раздражала ее, Клод Фрейзер женился на ней и сделал ее членом их семьи. Спорить с этим было трудно, почти невозможно, и, следовательно, Джессике оставалось только принять существование Мадлен как данность.
Вздохнув, Джессика сказала:
— Помоги нам вместо того, чтобы мешать, и увидишь — все может повернуться совершенно по- другому.
Глаза Мадлен расширились от удивления. Тем не менее Джессике показалось, будто она пытается что- то быстро подсчитать в уме.
— Ты… ты это серьезно?! — вырвалось у нее.
Действительно ли она хотела сказать то, что сказала, задумалась Джессика. И согласится ли с ее решением дед? Сказать это сейчас, сказать наверняка, было невозможно, и Джессика почувствовала, как сильно эта неопределенность тревожит ее. У нее оказались связаны руки, но она справилась бы с этим и нашла какой-нибудь достаточно дипломатический ход, если бы ее собственное душевное равновесие не было смущено происшествием в Рио. Раз ошибившись, Джессика теперь боялась доверять тем своим решениям, которые она принимала под влиянием чувств.
— Посмотрим, что скажет дед, — повторила она и, не дожидаясь ответа, круто повернулась и зашагала к выходу из кабинета.
Она была в таком смятении, что на пороге едва не сбила с ног Софи, которая как раз в этот момент взялась за ручку двери с противоположной стороны.
— Я не подслушивала!.. — воскликнула секретарша, вскидывая руки, словно подозреваемый при аресте. — Честное слово, не подслушивала!
Джессика посмотрела на нее долгим взглядом, в котором, видимо, отразились все ее сомнения, не имевшие, впрочем, никакого отношения к Софи. Справившись с собой, она принужденно улыбнулась.
— Не беспокойся ты так, пожалуйста, — сказала она. — Ты что-нибудь хотела?
— Ничего особенного, просто мне необходимо было кое-что у вас уточнить. Дело в том, что я как раз разговариваю с исполнительным секретарем компании КМК. Он спрашивает, можете ли вы пообедать с их боссом в понедельник. — Софи поперхнулась. — Я просмотрела ваше расписание, мисс Джессика. Вторая половина понедельника у вас свободна.
Джессика вздрогнула. На встрече в Рио они просили у Кастеляра время на раздумья, но он ничего им не обещал. Видимо, теперь он хотел напомнить им о необходимости дать ответ как можно скорее и пригрозить, что в случае, если решение не будет принято в ближайшее время, КМК предпримет дальнейшие действия. Никаких других причин для встречи Джессика просто не могла себе представить.
— Что ему надо? — спросила она сквозь зубы.
— Его секретарь ничего не сказал, — ответил Софи. — Мне известно только, что мистер Кастеляр хотел пообедать с вами. Только вы и он — мне дали это понять совершенно недвусмысленно и ясно. Так если вы согласны, мисс Джессика, то я сегодня же закажу столик на двоих в « Коммандере».
Отбарабанив все это, Софи выжидательно уставилась на Джессику. На ее выразительном лице были написаны живое любопытство и интерес.
Он пригласил ее одну. Значит, ей придется встречаться с Кастеляром один на один… Как это некстати, подумала Джессика. Только этого ей сейчас и не хватало. А ведь в выходные еще придется поехать в усадьбу к деду. Тем не менее Джессика понимала, что отказаться она не может. У Кастеляра на руках были все козыри. От нее сейчас зависело слишком многое.
Новая мысль пришла ей в голову. Она была такой пугающей, что Джессике едва не стало дурно. Что, если Кастеляр получил фотографии? Как ей быть, как вести себя, если в самом начале разговора он молча достанет из портфеля плотный бумажный конверт и положит его на стол? Какими будут условия его ультиматума и сможет ли она что-нибудь предпринять?
Ответов на все эти вопросы у нее не было. И, насколько Джессика понимала, существовал только один способ все выяснить.
Решительно приподняв голову, она упрямо выпятила вперед подбородок и сказала:
— Передай секретарю, что я буду рада встретиться с мистером… нет, с сеньором Кастеляром в понедельник в четырнадцать ноль-ноль. Можешь добавить, что я жду этого с нетерпением.
4
Джессика часто думала о том, что трехчасовую дорогу от Нового Орлеана до усадьбы Клода Фрейзера можно считать благословением Господним. Этот временной промежуток был ей совершенно необходим для того, чтобы успокоиться, привести в порядок чувства и мысли, выстроить проблемы по степени важности и вообще — изменить свой внутренний настрой таким образом, чтобы отрешиться от обязанностей исполнительного директора и снова стать маленькой девочкой. Впрочем, в последние месяцы это удавалось ей все реже и реже.
На участке от Нового Орлеана до Лейк-Чарльза федеральное шоссе номер десять было достаточно широким и прямым. Оно пролегало по берегу озера Поншатрен вдоль дамбы Бон Карре, мимо Батон-Ружа и Лафайетта, пересекая болотистые низины. В этих местах полотно дороги было уложено на бетонные сваи, и Джессика то и дело оглядывалась на знакомый с детства пейзаж. Пирамидальные тополя росли прямо из черной, непрозрачной воды; на полупритопленных, пропитанных влагой бревнах грелись на солнце черепахи, а в зарослях тростника неподвижно застыли голубые цапли, терпеливо поджидающие добычу.
Свернув перед Лейк-Чарльзом, Джессика попала в район рисовых плантаций, где из наполненных водой траншей тянули свои острые листья молодые ростки. Дальше земли поднимались чуть выше и превращались в бескрайнюю прерию, поросшую травой, которая волновалась под ветром словно зеленое море. Это была уже страна скотоводов, и по здешним пастбищам бродили тучные стада, ведущие свою родословную от тех лонгхорнов, которых две сотни лет назад пасли в Техасе лихие ковбои.
Огромный, еще издали бросающийся в глаза арочный мост через Береговой канал служил главной приметой того, что шоссе снова приближается к сильно увлажненным землям, отстоящим от побережья Мексиканского залива на два-три десятка миль. Из здешних болот поднимались длинные гряды — шенье, — основным строительным материалом для которых послужили в незапамятные времена ил и известняк. То были следы доисторических морей, отступавших перед сушей и оставлявших на своем пути известковые скелеты кораллов, мертвые полипы и миллионы тонн морских отложений. Землю вокруг гребней-шенье часто называли трясущейся прерией — так близко подступали здесь к поверхности солоноватые грунтовые воды, — хотя сверху она поросла густой сочной травой, на которой в самые засушливые летние месяцы вольготно паслись стада. С поздней осени и до весны коров и лошадей отгоняли в более высокие места, так как болотистая прерия покрывалась слоем воды, и на раскисшей почве прорастали осока, тростник и молодой бамбук. В этих зарослях, мерно колышущихся под порывами прохладного ветра с Мексиканского залива, гнездились лишь аллигаторы, черепахи, нутрии, опоссумы и еноты. Изредка на эту заболоченную территорию проникали небольшие группы волков, но главными обитателями трясущейся прерии на весь зимний сезон становились бесчисленные стаи перелетных и водоплавающих птиц, слетавшихся сюда едва ли не со всего Североамериканского континента.
Восточнее прибрежного городка Омбретера протянулись параллельно друг другу три шенье, возвышавшихся среди окружающих их болот подобно безопасным островам. Ближайшая к заливу гряда так и называлась Ракушечным островом, или Айл-Кокилем. Это было самое большое и наиболее густо
