– Понятия не имею. Нет, нет, подожди минутку. Я ее видел раньше – когда она входила в клуб. Передай мне другую запись, Берни.
Они согнулись перед телевизором. Тереза надеялась, что про нее забыли. Она попыталась ощупать пальцами лицо и определить, какой урон нанес ей удар Берджиса. Ее почти никогда не били, только раз, мужчина – учитель (бывший учитель – его отстранили, а потом уволили с работы). На что похож ее разбитый нос? Если он расплющен, то видок у нее еще тот. А вдруг трещина в кости? Прикосновение вызвало слезы. Она беззвучно глотала их, стараясь плакать молча. Бернард и Берджис все еще вглядывались в экран.
Если нос сломан, удержит ли его опухоль от смещения хоть на какое-то время? Может, когда опухоль спадет, он окажется только расплющенным. Удастся ли его привести в нормальное состояние? Она перестала всхлипывать, боясь, что они услышат. Бернарди Берджис, включив ускоренную перемотку, отсматривали вереницу мужчин и женщин, входящих через двойные двери в «Грэйвити».
– Стоп. Стоп. – Берджис нажал кнопку. – Вот дерьмо! А, здесь. Точно, тут.
– Хорошая картинка, – одобрил Бернард. Эстелла глядела прямо в глазок камеры.
– Ну, кто она такая?
– Не знаю, шеф. А ты ее знаешь?
– Не пойму. Кто она?
Берджис через плечо вопросительно посмотрел на Терезу.
– Она сняла Йена прошлой ночью.
– То есть Джона Какстона, если быть точным. Когда? Накануне ночью перед тем, как он умер?
Кивнув головой, Тереза почувствовала острую боль в носу.
– Тогда что это могло быть? Отвергнутая любовница или другая какая хренотень вроде того?
– Она покупала ему выпивку весь вечер, – пояснила Тереза. – Потом отвезла к себе.
– Эта баба из педофилок? Кто она? – Взгляд Берджиса снова уперся в экран. – По-твоему, сколько ей лет, Берни?
– Не знаю. Тридцать?
– Да нет, она постарше. Так чего ей надо было от такого мудака, как Джон Какстон?
– Его член? – предположил Бернард.
– Да уж – не его же идиотская башка. Но почему она его убила?
Тереза сказала, что ей это неизвестно.
– Он сбежал, пока она спала, и потом ненадолго зашел ко мне.
– Говорил что-нибудь? – спросил Берджис.
– Только – что видел ваши фотографии.
– В квартире этой женщины? Тереза старалась не кивать.
– Да. У нее была папка с вашими фотографиями в кейсе, ну, или в сумке. С разными фотографиями.
Берджис на минуту задумался:
– Значит, она журналистка, так? Собиралась писать о клубе для какого-нибудь модного журнала?
– У нее был пистолет. Лежал вместе с фотографиями.
Этого Берджис понять не мог. Зачем ей пистолет?
– Что еще говорил Какстон? – спросил он. – Объяснил, что она делает в Манчестере?
– Нет.
– Но хоть что-то еще он тебе сказал?
– Она колумбийка.
Тут Тереза увидела, как Берджис побледнел. Она вдруг поняла, что на самом деле означает это слово – Берджис не просто стал белым как мел, а застыл на месте, будто громом пораженный. Бернард сдвинул брови, наморщил лоб, пытаясь осознать услышанное и вглядываясь в изображение Эстеллы на экране.
– Колумбийка, шеф?
– Тише, – прикрикнул Берджис на Бернарда. – Помалкивай!
– Но она же подцепила Джона Какстона. Зачем она это сделала? Неужели спланировала заранее?
– Хочешь сказать – она это сделала, чтобы добраться до чертова турагентства, да? – уточнил Берджис.
– Ну да. Я как раз об этом подумал – он же там работал.
– И после того, как поговорила с ним, он что-то о ней узнал…
– …и она его за это пристрелила, – закончил Бернард.
Берджис решительно кивнул:
– Вонючие колумбийцы! – Новый кивок: – Вонючие колумбийские козлы!
