затем улыбнулся настолько радостно, насколько был в настоящий момент способен, и направился вдоль палубы. Передний отсек нижней палубы был разделен на небольшие помещения, в каждом из которых могло разместиться около полудюжины солдат, в кормовой же части судна находилась одна большая камера, в которой имелось место для семидесяти пяти заключенных. В этом путешествии, однако, в камере содержалось вдвое меньше узников. Они лежали на соломенных тюфяках, брошенных прямо на голые доски палубы на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. Вдоль камеры тянулись четыре ряда железных колец, прикрученных болтами к полу. Сквозь кольца и железные обручи, в которые была закованы лодыжки правых ног всех заключенных, проходила массивная металлическая цепь.
Здесь постоянно дежурили по меньшей мере пять стражников, но в данный момент все свободные руки находились на основной палубе, поэтому внизу остался только один из них – грузный матрос по имени Меррик, имевший репутацию человека, который получает большое удовольствие от своей работы. Заключенные слишком боялись его, чтобы подавать официальную жалобу, однако в нескольких случаях им удалось тайно сообщить священнику о садистской склонности Меррика к гомосексуализму. Проктор не раз выражал капитану Финну свою обеспокоенность по этому проводу, однако тому никогда не удавалось застать Меррика во время преступления.
Меррик сидел за столом у подножия главной лестницы, которая вела на верхнюю палубу. Он нахмурился, увидев священника, затем снова занялся тем, чем обычно,– то есть ничем.
На протяжении следующих пятнадцати минут Проктор переходил от одного заключенного к другому, успокаивая тех, которые позволяли ему это делать, или просто подавая воду особо нуждающимся. Было очевидно, что многие узники страдали от обезвоживания; некоторые из них уже погибли, так как их организм полностью лишился воды из-за непрекращающихся приступов диареи и рвоты, и их тела были безо всяких церемоний выброшены за борт. Большинство оставшихся в живых метались в бреду, издавая громкие стоны и вопли, полные страха и боли. Проктора, однако, больше беспокоили те люди, которые просто лежали на спине, молча уставившись вверх, на покачивающиеся доски потолка, с открытыми, но казавшимися безжизненными глазами.
Несмотря на оглушительную какофонию звуков, издаваемых заключенными, Проктор смог расслышать, что буря набирает еще большую силу. Свист ветра превратился в яростный вой, сопровождаемый глухими ударами обрушивающихся на корабль потоков дождя. Палуба настолько сильно раскачивалась и вертелась под ногами, что практически невозможно было стоять или идти. Священник просто ползал в узких проходах между тюфяками, разговаривал или молился с одними заключенными, брал за руки других, пытаясь успокоить их своим присутствием.
– Не беспокойтесь за меня, – пробормотал один из заключенных, когда священник подполз к нему поближе.
Проктор положил ладонь на худую бледную руку мужчины. Этот заключенный был здесь одним из самых старших – ему было на вид, по крайней мере, за пятьдесят – с белыми седыми волосами и бородой и суровыми серыми глазами.
– Вы служили на флоте?
Старик отрицательно покачал головой:
– Сидел в Милбанке.
– Там было хуже, чем здесь? – спросил Проктор.
– Да... находиться так близко от дома, и никакой возможности быть со своей семьей. Здесь такое чувство, что уже попал на тот свет, – заключенный закрыл глаза.
– Как вас зовут? – не переставал расспрашивать Проктор.
– Разве это имеет какое-нибудь значение?
– Для меня – имеет.
Старик приподнял веки и посмотрел на священника, который был гораздо моложе его.
– Да, видно, что это и на самом деле так, – пробормотал он.
– Я – Ньювел Проктор, – продолжил священник, изобразив на лице самую располагающую улыбку, на которую только был способен. – Я служил на флоте десять лет, но так получилось, я впервые оказался в море.
– Я не служил на флоте, – отозвался заключенный, – однако провел молодость на торговых кораблях, плавающих из Индии в Китай. Это мое первое путешествие в Австралию – если мы когда-нибудь достигнем земли.
– А вы что, думаете иначе?
– Нет, если он только не захочет перевернуть эту посудину вверх дном.
В следующий момент громкий, зловещий треск прокатился вдоль всего остова корабля. Судно, казалось, поднялось с правой стороны из воды и осталось висеть в таком положении; через несколько секунд оно снова нырнуло глубоко вниз на другую сторону. Лицо Проктора побелело от ужаса, а многие из заключенных, прикованных к днищу корабля, отчаянно завопили, призывая на помощь.
Седовласый заключенный, с которым только что разговаривал Проктор, приподнялся и схватил священника за руку:
– Он, должно быть, услышал меня. Он пытается перевернуть нас.
Нос корабля вздыбился к небу, затем раздался оглушительный грохот, за которым последовал сухой, пронзительный треск: казалось, деревянный корпус судна раскололся надвое.
– Мачта! – раздался чей-то вопль, и все остальные заключенные неистово закричали от страха и отчаяния.
С огромным трудом поднявшись на ноги и шатаясь из стороны в сторону, Проктор двинулся вдоль прохода к тому месту, где находился Меррик. Некоторые из заключенных хватали священника за ноги, умоляя его помочь им, и он был вынужден бить их по рукам, чтобы продолжить свой путь. В какой-то момент корабль настолько сильно накренился вправо, что, казалось, вот-вот перевернется. Затем корпус судна опять выровнялся и тут же завалился на другой бок. Проктора несколько раз сбивало с ног, но он снова и снова находил в себе силы, чтобы подняться и двигаться дальше по нижней палубе.
Меррик уже вскочил со своего стула и теперь бешено вращал глазами по сторонам, как будто ожидая, что корабль с Минуты на минуту развалится на части. Когда Проктор, спотыкаясь, приблизился к охраннику, тот испуганно произнес:
– Наверх – будет лучше, если мы выберемся наверх.
– Заключенные! – заорал в ответ Проктор, стараясь перекричать грохот и треск раскалывающегося дерева. – Мы должны открыть замки на их цепях!
– Что за чертовщину ты несешь! – завопил Меррик и бросился к лестнице.
Проктор рванулся вслед за ним, схватил сзади за куртку и одним рывком развернул лицом к себе:
– Ключи! – потребовал он. – Дай мне ключи! Меррик одним движением руки отпихнул священника в сторону и начал карабкаться вверх по лестнице к закрытому люку. Точно в тот момент, когда охранник достиг люка, Проктору удалось схватить его за ногу и потянуть вниз. Издав яростный рев, Меррик попытался стряхнуть повисшего на его ноге священника, но Проктор вцепился в нее мертвой хваткой, удерживаясь другой рукой за ступеньку лестницы.
Судно снова нырнуло вправо. Проктор потерял опору под ногами, однако за мгновение до этого успел с силой дернуть Меррика на себя, оторвав его ступню от лестницы. Меррик повис на руках, схватившись за ступеньки, пытаясь удержаться на лестнице, но когда корабль опять выровнялся и накренился в другую сторону, пальцы стражника разжались. Он пролетел несколько футов, глухо ударяясь головой о деревянные ступеньки, и с грохотом обрушился на палубу.
Проктор высвободился из-под навалившегося на него тела и лег рядом, чтобы немного отдышаться и подождать, не поднимется ли Меррик снова. Тот, однако, даже не пошевелился; он был либо без сознания, либо вообще мертв. Проктор не стал выяснять, какой из этих двух вариантов верный, а просто перевернул неподвижное тело охранника на спину и вывернул содержимое карманов его куртки. Связка ключей оказалась в одном из нагрудных карманов. Проктор схватил ее и поспешил по проходу туда, где несколько цепей, протянувшихся вдоль палубы, соединялись с массивным железным кольцом.
Цепи были замкнуты двумя навесными замками. Священник долго перебирал ключи, пока не нашел тот, которым открывался первый замок. Проктор сдернул его с цепи, затем принялся возиться со вторым. В тот момент, когда он пробовал очередной ключ, корабль сильно дернулся вперед, его корма поднялась почти
