посетители, одетые в воловью кожу и грубую бумажную ткань, непрерывно курившие «Мальборо» и попивавшие дорогие напитки, уже были обречены на смерть в ближайшие месяцы или годы. Вирус завел часы, и теперь мне было гораздо проще смотреть на них спокойно — то ли благодаря этому знанию, то ли вопреки ему.
Туда я пошел, движимый смутным предчувствием. В тот день, когда Мотли так поразил нас своим внезапным появлением в квартире Элейн, он был одет как типичный городской ковбой — вплоть до металлических наконечников на узких туфлях. До «кожаной королевы» ему, конечно, было еще далеко, но вообразить его завсегдатаем подобного заведения я мог без всякого труда: грациозно облокотившегося на что-нибудь, поигрывающего бутылкой пива своими длинными и сильными пальцами и наблюдающего, оценивающего все и вся пустыми, холодными глазами. Я отлично знал, что жертвами Мотли обычно становились женщины, но о подлинных причинах этого мог только догадываться. Если его мало заботило, лежит ли он с живой женщиной или трупом, то какое значение для него мог иметь пол партнера?
Двое владельцев баров в ответ на мои расспросы ответили, что лицо Мотли кажется им знакомым, хотя и не были до конца уверены в этом; в одном из баров на Вест-стрит по выходным дням пропускали только посетителей, одетых в кожу и холщовые рубахи, и в дверях передо мной с многозначительным видом возник местный вышибала и указал на предупреждающий знак.
Ну что же, это была игра по правилам. Я достал фотографию Мотли и поинтересовался, не знает ли он этого человека.
— А что он натворил?
— Несколько человек из-за него в больницу попали.
— У нас бывают, знаете ли, разные посетители. Иной раз с очень буйным норовом.
— У этого норов куда более буйный, чем вы думаете.
— Дайте-ка взглянуть, — сказал он; приподнял солнцезащитные очки и поднес рисунок поближе к глазам. — Да, в самом деле... — вдруг произнес он.
— Вы знаете его?
— Видел несколько раз. Он не из нашей постоянной клиентуры, однако у меня память на лица просто сучья. Как и на другие части тела.
— Он часто бывал у вас?
— Не знаю... раза четыре или пять, наверное. Первый раз я увидел его где-то в первых числах сентября, возможно, чуть раньше. После этого он бывал здесь, эээ... раза четыре. Может, он был и сегодня, не знаю — я заступил на дежурство только в девять часов.
— А как он был одет?
— Не помню... ничего особенного, что могло бы привлечь мое внимание. Джинсы и ботинки, должно быть. Я каждый раз пропускал его, так что одет он был так, как и принято в нашем заведении.
Я задал ему еще несколько малозначительных вопросов, вручил свою визитную карточку и портрет Мотли и добавил, что был бы не прочь зайти вовнутрь и показать такой же рисунок бармену, если, конечно, мой вид не покажется посетителям слишком уж вызывающим.
— Ну что же, мы иногда делаем исключения, — неопределенно произнес охранник. — Кстати, между прочим, — вы не из полиции?
— Нет, частный агент, — ответил я. Не знаю, какая сила потянула меня в последний момент сказать это.
— О, частный сыщик! Это уже горячее, не так ли?
— Да?
Охранник с чувством вздохнул.
— Милый, — сказал он, — я бы пропустил тебя внутрь, даже если бы ты напялил на себя тафту.
Ушел я оттуда уже за полночь. В этом районе было еще немало мест, в которых я мог попытать счастья — они в это время как раз начинают работать, — но большинство из известных мне по прошлым годам заведений уже ликвидировались из-за постигшего гомосексуалистов бедствия. Однако кое-какие все-таки умудрились выжить, и даже открылось несколько новых подобных заведений; в конце концов я смог выяснить, что Джеймс Лео Мотли в этот самый момент находился в одном из них, ожидая приглашения пройти в одну из погруженных в полумрак комнаток.
Но было уже очень поздно, и я не смог найти в себе сил встретиться с ним прямо сейчас. Я решил пройти пешком с десяток кварталов, пытаясь прочистить легкие от смешавшихся вместе застоявшихся запахов пива, сточных вод, пропитавшейся потом кожи и амилнитрата, по которым можно с уверенностью отличить это царство похоти от любого другого места в Нью-Йорке. Прогулка действительно помогла мне, и я собрался так и идти пешком до самого дома, как будто и не прошагал перед этим столько миль, но вскоре мне попалось пустое такси, и в нем я проделал остававшуюся часть пути.
Дома я вспомнил про Элейн, но звонить ей было уже поздно. Постояв под душем гораздо дольше обычного, я отправился спать.
Глава 9
Меня разбудил колокольный звон — должно быть, я спал очень чутко, иначе просто не смог бы услышать его. Я сразу же поднялся и уселся на краю кровати, пытаясь понять причину охватившего меня смутного и необъяснимого беспокойства.
Первым делом я позвонил Элейн, но телефон был занят; побрившись, я повторил попытку, но в трубке вновь послышались короткие гудки. Следующий звонок я решил сделать, предварительно наскоро перекусив.
Для завтраков я облюбовал три заведения, но по воскресеньям работало только одно из них, к тому же все столики в нем оказались заняты: ждать мне не хотелось, и я решил направиться в недавно открывшийся новый ресторанчик, до которого нужно было пройти несколько кварталов. Здесь мне еще бывать не доводилось, так что я заказал себе полный завтрак, но съел едва половину. Удовлетворить мой аппетит местная пища не смогла, но несколько приглушила его — настолько, что когда я отправился к себе домой, то забыл еще раз позвонить Элейн.
Вместо этого я спустился к Восьмой авеню и начал обходить отели, расположенные на Таймс-сквер, — подобные Мотли люди останавливаются обычно именно в таких местах. Если в здании располагался сравнительно большой отель, как правило, у него был собственный вход — большинство владельцев зданий стремились по возможности дистанцироваться от него. Уже несколько лет действовал мораторий на закрытие «социальных» отелей или изменение их профиля — город стремился если и не решить проблему бездомных, то хотя бы не допустить ее обострения.
Чем ближе к Сорок второй улице, тем грязнее становятся приемные таких отелей. Здесь безраздельно царствует дух уныния — даже в относительно респектабельных трехзвездочных отелях, где номера стоят пятьдесят — шестьдесят долларов за ночь, навечно поселилась тягостная безнадежность. Чем ниже класс отеля, тем длиннее становится вывешенный над столиком администратора и написанный на стеклянных дверях список «правил поведения для проживающих». Никаких гостей после восьми вечера. Нельзя готовить пищу в номерах. Никакого огнестрельного оружия. Нельзя оставаться дольше двадцати восьми суток — иначе постоялец может претендовать на статус постоянного жильца и потребовать снижения стоимости номера в соответствии с жилищным законодательством.
Потратив на здешние отели несколько часов, я освободился от значительной части визиток и портретов Мотли. Сидевшие за столиками клерки вели себя чрезвычайно осторожно и не проявляли никакой заинтересованности. К тому времени, когда я оказался за автобусной станцией Порт-Авторити, все окружающие уже стали казаться мне отпетыми наркоманами. Если Могли и в самом деле умудрился поселиться в этом злачном районе, какого черта я его разыскиваю? Надо просто предоставить его себе, и через некоторое время город сам убьет его.
Наткнувшись на телефон, я набрал номер Элейн. Сначала включился автоответчик, однако затем Элейн услышала мой голос и подняла трубку.
— Я вчера лег очень поздно, — первым делом объяснил я, — и поэтому не позвонил.
— А я заснула рано и всю ночь проспала как убитая.
— Тебе это только на пользу.
— Да, наверное, — сказала она и ненадолго замолчала. — Знаешь, твои цветы сегодня так прекрасны!..
