глубочайшей заинтересованности.
Я прервал его на полуслове.
— Писем у меня нет, — сообщил я. — И никогда не будет. К тому же сейчас я занят.
Я положил трубку.
— Я правильно тебя понял, — подал голос Рэй, — ты устраняешься?
— Именно.
— И в отель, к плюшевым мишкам, ты не возвращался?
— В «Паддингтон»? Конечно нет. Как бы я туда попал? Да меня бы, наверное, и не впустили.
— Берн, а когда ты у кого-нибудь спрашивал разрешения?
Телефон зазвонил снова. Я скорчил гримасу, снял трубку и услышал голос Лестера Эддингтона, крупнейшего в мире специалиста по Фэйрберну, напомнившего мне о том, как важно ему заполучить ксерокопии переписки Фэйрберна и Ландау. Поразмыслив, он решил заплатить мне несколько больше, чем обойдется ксерокопирование. Если быть точным, пару тысяч долларов, и…
Очень полезно помнить свою роль наизусть, а с памятью у меня не было никаких проблем.
— Писем у меня нет, — сообщил я. — И никогда не будет. К тому же сейчас я занят.
Я положил трубку.
— Ты твердишь одно и то же, — заметил Рэй, — и скоро сам в это поверишь. Но скажи мне, Берн, что ты делал прошлой ночью?
— Что делал?
— Угу. Общался с Кэролайн?
— Нет, у нее было свидание.
— А что делал ты?
— Ну, выпивал в «Бам Рэп».
— Один-одинешенек? Знаешь, что говорят про тех, кто пьет в одиночку?
— Полагаю, это лучше, чем сидеть в одиночестве и не пить, — ответил я. — Но я был не один.
— А потом?
— А потом вернулся домой.
— К себе в Вест-Энд, на Семьдесят первую?
— Да, я там живу. Это мой дом, так что, когда я собираюсь домой, я отправляюсь именно туда.
— Ну, ты ведь мог отправиться домой вместе с тем, с кем пил, — заметил он. — То есть к ней домой.
— Я пил с мужчиной.
— Никогда бы о тебе такого не подумал, Берн, но не мое дело, кого ты водишь к себе домой.
— Я отправился домой один, — уточнил я. — В свой собственный дом, один, и…
И зазвонил телефон. Я снял трубку и рявкнул в микрофон, возникла пауза, после чего мистер Виктор Харкнесс из «Сотбис» сообщил, что уже пытался застать меня, но у меня, видимо, не было возможности ему перезвонить.
— Я говорю неофициально, — сказал он, — так что считайте, что из научного любопытства. Мисс Антея Ландау заключила с нами договор о передаче писем Фэйрберна для продажи с аукциона. В качестве образца она показала нам несколько писем, мы их просмотрели, но она их нам не оставила. Однако мы выдали ей аванс, и она подписала с нами соглашение, которое распространяется на ее наследников и правопреемников.
— Вряд ли я вхожу в их число, — сказал я. — Даже не представляю, каким образом она могла бы упомянуть меня в своем завещании. Я не был знаком с этой дамой.
Последовала новая долгая пауза, затем мистер Харкнесс возобновил атаку:
— Хочу подчеркнуть, мистер Роденбарр, что мы весьма заинтересованы в этих письмах. Они буду в центре нашей январской продажи книг и архивов. Их ценность для нас значительно выше тех комиссионных, которые мы рассчитываем получить от продажи, хотя они сами по себе будут весьма существенными.
— Это интересно, но…
— Следовательно, — прервал он меня, — мы готовы выплатить комиссионные посреднику. Наличными. Никаких объяснений не потребуется.
— И вы вправе это сделать?
— Письма остаются законной собственностью мисс Ландау — вне зависимости от того, в чьих руках они находятся в данный момент. И наша с ней договоренность все еще в силе. Если нам удастся получить письма, мы никому не обязаны объяснять, каким образом они оказались в нашем распоряжении.
Я глубоко вздохнул.
— Писем у меня нет, — сообщил я. — И никогда не будет. К тому же сейчас я занят.
Я положил трубку.
— Ты повторяешься, — заметил Рэй. — Я бы сказал, ты напоминаешь заезженную пластинку.
— Пластинки и существуют для того, чтобы их заездили.
— Угу. Значит, вчера вечером ты отправился прямиком домой, да?
К чему он клонит?
— Я отправился в «Бам Рэп». Я тебе это уже сказал.
— Где выпивал со своим другом-гомиком.
— Его зовут Генри, — сказал я, — и он не голубой, по крайней мере, мне так не кажется. А какая тебе разница?
— Мне — никакой. Я не возил его к себе домой.
— Я тоже.
— Да, ты отправился домой в одиночестве. В котором часу?
— Не помню. Часов в восемь, может, в девять. Примерно так.
— И поехал прямо домой.
— Нет, еще зашел в магазин и купил молока. Зачем…
— Наверное, чтобы добавлять в кофе. А-а, зачем я спрашиваю? Так, чтобы разговор поддержать, Берни. Значит, ты поехал домой и провел всю ночь один, я правильно понял?
— Правильно.
— А утром…
— Встал и поехал в магазин.
— Открыл его, покормил кота и занялся своими обычными делами.
— Совершенно верно.
— И что, вот просто так вышел из дому и ничего не заметил?
Мне пришлось-таки спросить, хотя очень не хотелось услышать ответ:
— Чего я не заметил, Рэй?
— Мертвую девушку, — пояснил он, — которая лежала на полу в твоей гостиной. У тебя там не так много места, чтобы обойти труп, так что тебе, наверное, пришлось через нее перешагнуть. Странно, что ты ничего не заметил.
Глава 17
— Мертвая женщина, — повторил я.
— Девушка, женщина, как тебе больше нравится, Берн. Как ее ни называй, вряд ли она ответит. Бедняжка уже давно не подает признаков жизни.
— В моей квартире.
— Если только ты не съехал оттуда и там не поселился кто-то другой. Ты ведь все там же живешь, Берн?
— Да, — ответил я.
— Похоже, это подходящее место для жизни, — рассудительно заметил Рэй, — иначе ты бы там не жил, и, видимо, для смерти тоже, раз уж она его выбрала. Хотя, признаться, ей помогли.
