— Вылечили, и ваш муж присутствовал и помогал: он держал его.
— Представляю, — прошептала мама.
— Нет, не представляете; и не надо. Не надо вам думать о бесах и бесноватых — надо думать о себе.
— Я понимаю.
— Простите меня, окаянного. С праздником.
— И вас также.
— О чем ты говорила с батюшкой Василием, мама? — спросила Катя.
— О папе и о себе.
— А обо мне?
— Да про тебя и так ясно.
— Что ясно?
— Ясно, что у тебя все чисто и ясно, — мама вздохнула и погладила Катю по голове.
— А у тебя и у папы?
Мама с любовью посмотрела на мужа, подошла к нему, погладила по голове.
— Бог даст, и у нас все будет так же. Давай посидим помолчим, пусть папа поспит.
Папа же спал так, что хоть стреляй — не разбудишь. И как только он заснул, сразу увидел своего врага — Понырева. Понырев почему-то ехидно улыбался.
— Что ты улыбаешься? — спросил папа.
— А у меня вот что есть, — сказал Понырев и показал папе сначала золотую монетку, а потом язык.
Папа ему тоже язык показал и спросил:
— А где ты ее взял?
— А мне ее двойник дал. — Рядом с Поныревым возникло зеркало, точно такое же, как бабушкино. — Вот этот двойник, — из зеркала высунулась бесовская харя и заржала. — Спроси у своего, он тебе тоже даст. Это ж он тебе отдаст твою монетку.
— А если моя, то почему она у него?
— А так положено.
Рядом с папой появилось такое же зеркало, а в зеркале его знакомое отражение.
— Чего тебе? — спросила морда папу.
— Отдай монетку.
— А зачем?
— Тебя забыл спросить! Она моя.
— Бери, раз твоя, — ответил тот и гадко засмеялся.
Монета красиво поблескивала золотом и приятно тяжелила руку. Вдруг папа заметил, что бес из зеркала Понырева подозвал того когтем и что-то ему шепчет.
— Что он шепчет? — спросил папа своего.
Тот опять дико захохотал.
— И почему вы все хохочете?
— Так весело жить, на вас глядючи, у-тю-тю, радость ты моя, — морда высунулась из зеркала и потянулась к папе. Тот отшатнулся.
— Пошел! Говори, что он Поныреву шепчет.
