да что же это происходит, с кем я говорю...
– Со мной, – тихо сказал бывший огрызок, так сказал, что будто морозом страшным, мгновенным, прошлось по нутру Тамерланову, и внутренний голос угадал «со мной»... Да кто ты вообще...
– Меня слушай Тамерлан, а не великого визиря, уходи, Она – не шутит.
– А может не было Ее, Огрызок, а? Великий визирь вон так и говорит.
– Он врет.
– Он никогда не врет.
– Он врет сейчас.
– А зачем ему врать сейчас?
– Об этом спроси у него сам. Думаю ответа ты не получишь.
– Хаим, что ты на это скажешь?
– Мне не о чем говорить с Огрызком, государь, я поражен, что с ним говоришь ты.
– Я тоже поражен, Хаим. Поражаться есть чему, Хаим. Представляешь, Огрызок принял решение, сочетание этих слов не возможно, решение он может принять только о том, как стибрить перстень, а потом залезть на такую на одну моих наложниц, за что кара однозначная для всех – смерть. Он знает это, Хаим, и он идет на этот риск каждую ночь, хотя он прохвост знает, что именно его-то я за это не казню. Ты рисковый человек, а, Огрызок?
– Нет, Тамерлан, я трус, это известно всем, и тебе больше всех. Прости меня за наложниц. Но если ты еще раз назовешь меня Огрызком, я плюну в твою морду и не буду растирать плевок полотенцем, как растирал его на той доске твой великий визирь.
Это было уже слишком, это было сверх всякой меры, а Огрызок – улыбался. И это было вообще вне всех мер.
– Ты пил вчера... – и не назвал Тамерлан его Огрызком.
– Да, Тамерлан, и ты это знаешь, это знают все, потому что пил я каждый день.
– Может ты с похмелья рвешься на кол?
– Похмелье кончилось, Тамерлан. Лучше на кол от твоей руки,.. Хаимчик, пару бриллиантов со своего кола не подбросишь?.. Чем смерть о Нее в твоем походе на Москву.
– И чем же предпочтительнее мой кол? Пару бриллиантов я на него наклею.
– Твой кол предпочтительнее тем, что смерть на нем, это жизнь с Ней.
– Это ты с сегоднешнего похмелья решил?
– Да Тамерлан, после этого я увидел тебя, ты сам меня позвал, как позвал всех. Вот они стоят перед тобой, с ума сходят, думают, а не рехнулся ли наш поливелитель. Только Хаим так не думает, он-то знает, да весело мне Тамерлан. И на колу, которого мне не избежать смеяться буду. Спасибо тебе Тамерлан. Вот оно как бывает, видишь, какая причудливость случается, это Она меня позвала твоим истерическим голосом. Испугался повелитель вселенной? Правильно испугался. Я сам испугался, тебя увидав. Да, Тамерлан, только тебя увидав сегодня таким, каким ты сейчас есть, услышал я Ее голос. Ко мне! Столько, сколько святотатств в жизни сделал, ты меньше городов взял, Тамерлан... Хоть сотня блаженных Августинов напевало бы мне этакое свое святошеское, рассмеялся бы только. И смеялся. За этот смех сегодняшний кол и будет мне ответом. Тебя мне надо было увидеть было таким, Тамерлан, каков ты сейчас. Не подвержен никаким галлюцинациям сонным полководец Тиму. Глаза и уши Тамерлана видят только то, что есть на самом деле, нет в мире большего реалиста, чем Тамерлан, иначе этот мир бы не лежал бы у его ног. Еще минуту назад и не думал я, что смогу вот такое сказать. Да какое там сказать – подумать. О чем можно думать, слезая твоей наложницы, Тамерлан, самой красивой женщины мира. И тут я увидел тебя. И увидев тебя, понял я, что ты действительно видел и слышал Ее. Ты сейчас смотришь на меня и чувствуешь, что я прав. Может ты все-таки не посадишь меня на кол, Тамерлан?
– Не посажу, если ты скажешь, что ты – Огрызок. И все, что ты сейчас наплел – твое вранье.
Именно сейчас мое вранье кончилось, и я – не Огрызок!
– О великий,.. да на меня смотри, Тамерлан!
