владыко-приведенец живет, – вдруг донесся из какого-то дальнего далека голос Оли-маленькой. – Александр Дмитрич! Что с вами? Вы что глаза закрыли?
Как в тумане проступила закрытая дверь и рядом с ней знакомая худая фигурка.
– Вам плохо? – вновь послышался ее обеспокоенный голос уже не издалека.
– Нет, Оля-маленькая, мне, наоборот, слишком хорошо... только что было... Сам не пойму... ушло, – поручик огляделся вокруг, будто в поисках того, что ушло. Шумно выдохнул.
– Что вы так оглядываетесь, Александр Дмитрич?
– Ищу... Я... Что-то со мной сейчас было, не пойму. И тошно сейчас, что ушло оно, ох тошно.
– Ой, Александр Дмитрич, да вы прямо лицом изменились.
– Ох, плохо, Оля-маленькая.
– Да вы что, здесь плохо? О чем вы?!
– Ох! – еще более шумно выдохнул Дронов. – Не объяснить, накатило на меня... Может, из Царства Небесного ветер. А?
Оля-маленькая долгим, внимательным взглядом оглядела Дронова и сказала тихо:
– Да, может быть... точно – ветер, налетит и унесет в высь, такую высь... и блаженствуешь и – страшно, а кончится – еще страшнее, что кончилось. И никогда здесь больше не повторится.
– Никогда? А ты знаешь, что это? У тебя было?
– Было. Это у всех здесь было.
– Но почему никогда? Я не хочу этого терять! Но... уже потерял.
– Вы что так зло, Александр Дмитрич? Это вы на кого?
– Да, зло, зло я сказал, этого нельзя отнимать. Будто подразнили и отняли.
– Отец Спиридон говорит, что это и не отнимается, просто нам нечем это удержать. Вы ж сами сказали, что это из Царства Небесного ветер. А здесь земля.
– М-да, земля, – опять шумно вздохнул, – ну ладно... так чья, говоришь, это дверь?
– А владыки Алексия, он тут как в затворе. Зайти можно, но лучше не входить, он всем одно и то же говорит; 'Прошу ваших молитв и прошу также оставить меня, сказать мне вам нечего, силы мои иссякают, а гордыня моя еще не побеждена'. Вот. А в келье у него хорошо, прямо кажется, что за стенами ее никого и ничего нет, тихо, покойно, он очень хороший человек, владыко Алексий.
– Люди, люди на конях, сюда скачут! – раздался вдруг крик со стены. Кольнуло в сердце, в голову ударило, в бок полоснуло, встрепенулся поручик, дернулся навстречу крику: 'Это штурм, конец невидимке...'
Со стены по ступенькам спускался старичок монашек.
– Еще двое, на конях, – сообщил он поручику и Оле-маленькой и поспешил к большим стенным воротам. Оля-маленькая и поручик пошли следом.
– А вы что подумали, Александр Дмитрич? Что те на штурм пошли? – спросила Оля-маленькая. – Вы прямо всколыхнулись весь.
– Подумал. Да уж скорей бы.
– Что вы говорите такое, Александр Дмитрич!
– Да что ж, раз не миновать этого, так уж и вправду скорей бы. А то ведь так ждать да дергаться – нервы мотать...
– А вы не ждите ничего, не дергайтесь, нервы не мотайте. Живите просто.
– Это просто сказать, а
