Игнатий Пудович?
— Эг-ге, да вы что! Опомнитесь, деточки! Имя менять — жизнь ломать. Нельзя это. А ты, деточка, что ты?.. Разве можно так свою святую обижать?! Ев-до-кия! Как звучит! Все имена христианские звучат, как колокола пасхальные. И все — по-разному. А ты, деточка, от чудного имени своего обрывок оставила. Ты когда родилась? В мае? Так у тебя покровительница великая княгиня Евдокия, супруга Димитрия Донского, на поле Куликовом победителя, великого за Русь воителя! Святой, непорочной жизни была, вериги железные под одеждой носила, никто об этом и не догадывался. Евдокия благословила сына своего, великого князя Василия на ратный подвиг, когда надвинулась на Русь самая страшная из всех напастей. Непобедимый полководец Тамерлан вторгся в пределы Руси и сжег уже город Елец и готовился огнем и мечом стереть с лица земли Русь нашу матушку. И вот икону эту, образ Владимирской Божией Матери, повелел великий князь Василий Димитриевич нести из города Владимира (где она находилась, потому и название ей — Владимирская) в стольный град Москву, чтобы всей землей молиться, упрашивать Царицу Небесную — Пресвятая Богородица, спаси землю Русскую!.. Ничего больше, деточки, делать не оставалось, потому как три полка Василия Димитриевича против тамерлановых головорезов, коих было больше двухсот тысяч, никак бы не выстояли. И ждало б нас опустошение великое и окончательное.
Все видели, что Игнатий Пудович очень переживал: как будто видел то, о чем рассказывал. Такой уверенности в правдивости того, что он говорит, и школьники, и сама Карла никогда до сих пор ни у кого не чувствовали. А Карла даже подумала, было ли что-нибудь в жизни такое, о чем бы она вот так, с таким сердцем говорила? И тут же и ответила себе — нет, не было.
— Списков с иконы Владимирской на Руси было множество. Считай, в каждом Красном углу образ сей на почетном месте имелся, как вот у меня. Ну, а в граде Ельце, который этот завоеватель разорил и ограбил, они тоже были. И видел он, как русские люди защищают свой Красный угол. А великим визирем у Тамерлана был человек иудейского племени, продолжатель дела тех, кто Спасителя нашего Иисуса Христа на Кресте распял. Имя его для нас не сохранилось, назовем его — Аид. Иконы наши он «досками» называл. Ну вот, как раз и подошла очередь вот этой святыни, про которую поначалу думаешь, зачем вообще она здесь, — Игнатий Пудович держал в руке почерневший деревянный обрубок, — будто от черенка лопаты кусок отрубили.
— И назовем мы нашу историю, которую этот предмет представляет:
Огрызок
— Аид, мы слишком задержались. Пепелище Ельца меня начинает утомлять. Пора.
— Да, о несравненный! Я с этим и осмелился войти к тебе. Кони отдохнули и отъелись. Преследовать и топтать Тохтамыша — это, все-таки, работа. К тому же, я жду не дождусь, когда эту «доску»-икону...
— Я передумал, Аид, — усмехаясь, перебил его Тамерлан. — Не облизывайся. Я возьму ее себе и буду перед шатром вытирать об нее ноги. После переправы через Оку ты с десятью туменами пойдешь на Владимир...
— Ее нет больше во Владимире, о справедливейший, — мягко вставил Аид. — Она ушла.
— Куда?
— В Москву.
— Но в Москве я буду раньше, чем ты во Владимире. Аид перестал подобострастно улыбаться, из глаз его полыхнуло жутью, лицо окаменело, и он скрежещущим полушепотом произнес:
— Они ее затем и несут, чтобы ты не был ни в Москве, ни во Владимире. Они всей Русью сбежались сейчас к той дороге, по которой ее несут, бьются лбами о землю и вопят, чтоб она спасла от тебя, как они сами называют, Святую Русь.
Даже Тамерлан всегда ежился, когда он так говорил, а при последних двух словах будто молнией полоснуло из выпученных Аидовых глаз.
— Они действительно глупы, — Тамерлан пожал плечами, — им нет места в моей империи. Повтори приказ, по всем туменам: пленных не брать, все, что горит, сжигать дотла, все, что ломается, ломать до мелких обломков. Если хоть один воин выполнит приказ нерадиво, весь его тумен наказывать плетьми, а каждого пятого — на кол. Все.
Взгляд Аида повеселел. Пятясь назад, он спросил:
— Как твоя нога, о выносливейший? Не хочешь ли, чтобы я растер ее?
— Нет, Аид, ступай.
Никто, кроме Аида, не смел и намекать на его хромоту. Сам же он демонстративно и даже слегка преувеличенно хромал среди свиты покоренных им королей, шахов, ханов и эмиров. Да, хромой калека повелевает миром. Хромец, которого вы сами прозвали железным.
Тамерлан полулежал в своем шатре на тигриной шкуре, расстеленной на земле. Уже 20 лет она была его
