Пожилой, худой и небритый ничего не отвечал на это, только задрожал еще больше. Ухмыльнулся Постратоис на него глядя.
— Ну а сделаешь ты машину, так ведь я с ее помощью и деток твоих, и внуков — туда... — Он кивнул в сторону стены гееннского огня, — внучек-то у тебя живой еще, такой же ведь, как вот этот, отрок, — Постратоис притиснул к себе Федюшку, — не жалко? А?
Пожилой, худой и небритый всхлипнул и прошептал с надрывом:
— Пусть! Никого не жалко. Пусть хоть весь мир в трясине гибнет... Только не я!!!
— Бр-аво, ха-ха-ха, пшел, работай. — И академик, счастливо смеясь, провалился в разверзшуюся дыру.
Но в тот момент, когда он проваливался, из образовавшейся дыры вдруг вырвался голос:
— Раб Божий Феодор, моли Бога о мне.
Явно к Федюшке обращался голос.
— Что такое?! — взревел Постратоис. И перед ним возник старик со страшно изможденным морщинистым лицом.
— Это ты голосил? Ты в моих покоях Бога призывал?
— Я, — дерзко ответил старик, — и верю я, что вымолят меня, что и здесь не оставит меня Бог.
— Ах, ве-еришь, ха-ха-ха, ну-ну... Только в следующий раз проси о молитве не колдуна. Ох-ха-ха-ха!.. Пшел. — И Постратоис дал старику такого пинка, что тот оказался над пропастью, над бушующим грехопадом. Но вниз он не полетел, его подхватил адский вихрь и понес к трясине.
— Что ты смотришь туда, юноша, уж не шевельнулась ли опять в тебе жалость?
Очень грозно прозвучал вопрос. Постратоис стоял, скрестив руки на груди, и вопрошающе-надменно смотрел на Федюшку.
«А вдруг и мне сейчас пинка» — от одной мысли такой едва не завопил он, но тут меж ним и Постратоисом появился неожиданно не то козлик с поросячьей мордой, не то поросеночек с рогами и козлиным хвостиком. Сбоку у него топырились недоразвитые крылышки, он был очень похож на охранителя снов, которого не так давно ругал Постратоис.
— Повелитель! Ваша кромешность, — запищал появившийся, — я прошу вашего внимания.
— С чем ты теперь явился? — грозно спросил Постратоис. — У нас сегодня праздник, наши ряды пополнились, а ты невежливо стоишь спиной к тому, чье преображение мы сегодня торжествуем.
— Я поздравляю его, — свинокозлик полуобернулся к Федюшке и изобразил на мордочке смешную гримасу, — но никакого пополнения нет, мы при своих.
— Говори яснее, — зарычал Постратоис и весь напрягся в ожидании.
— Один улетел только что.
— Как улетел?! На чем улетел?!
Свинокозлик удивленно посмотрел на Постратоиса и пролепетал:
— Как на чем? На молитве, на чем же еще можно отсюда улететь? Отмолили его. Странно от вас вопрос такой слышать.
— Цыц! — заревел Постратоис, — ты еще!.. Чья молитва могла сюда прорваться?! Нет нынче таких молитвенников!
— Увы, нашелся. Это брат вот этого новенького, Федька болезный. На его молитве и улетел дед. Он ведь и этого дед, — свинокозлик махнул крылышками в сторону Федюшки.
— Дог-на-ать! — завыл Постратоис. Он был вне себя, таким еще не видел его Федюшка, человеческий облик его не мог вынести такого напора злобы, на нем треснул, разлетелся фрак, и ничего человекоподобного уже не было в нем, та самая крылатая образина, что улетела от небесного огня Михаила-Архангела, кружилась на месте и вопила:
— Дог-на-ать! Вихри адовы, несите меня!
