устраивается впереди и ухмыляется, оглядываясь на нас.
Надо понять, чего от меня ждут. Шевели извилинами. Можно прикинуться слегка растерянным, но я явно должен что-то знать.
— Что у нас сегодня?
— Репетируем, — отзывается Антон. — Убийство в эту среду.
Невольно передергиваюсь. Сердце бешено стучит. Убийство?
— Потом опять заблокируете воспоминания?
Надо говорить ровно, чтобы голос не дрожал. Косая Анни ведь рассказывала, что память можно временно заблокировать. Получается, мы уже не первый раз «репетируем»? Тогда мне точно хана.
— Зачем постоянно стирать память?
— Стараемся тебя защитить, — ровным голосом отвечает Филип.
Ну конечно. Наклоняюсь вперед.
— Делать все, как раньше? — Достаточно расплывчато, сойдет для продолжения разговора.
— Да, — кивает Баррон, — подходишь к Захарову, дотрагиваешься до запястья и превращаешь его сердце в камень.
Сглатываю, пытаясь не сбиться с дыхания. Какой-то идиотизм. Что они такое говорят?
— А застрелить его не проще?
— Вы уверены, что он справится? — сердится Антон. — После всей этой возни с воспоминаниями у него в голове бардак, а речь идет о моем будущем.
«О моем будущем». Правильно. Он же племянник Захарова, случись что со стариком — все достанется ему.
— Не трусь, — ободряет меня Филип нарочито терпеливым голосом, — работа непыльная. Мы давно уже все спланировали.
— Что ты знаешь о Бриллианте Бессмертия? — встревает Баррон.
— Принадлежал Распутину, владелец не умирает или что-то вроде, — стараюсь выражаться как можно туманнее. — Захаров купил камень на аукционе в Париже.
Наверное, я не должен знать даже этого — брат хмурится и продолжает за меня:
— Тридцать семь карат, размером приблизительно с ноготь на большом пальце, светло-красный, как будто в стакан с водой добавили капельку крови.
Что-то цитирует? Каталог аукциона «Кристис», наверное. Надо сосредоточиться на деталях, представить, что передо мной головоломка, иначе совсем съеду с катушек.
— Камень спасал Распутина от многочисленных покушений, потом несколько раз менял хозяина. Ходило много слухов: то у убийцы пистолет якобы не выстреливал в самый ответственный момент, то яд волшебным образом оказывался в бокале у отравителя. В Захарова стреляли трижды и ни разу не попали. Значит, амулет действует.
— Я думал, это легенда, миф.
— Полюбуйтесь, теперь у нас Баррон — специалист по колдовству, — ехидничает Антон.
— Я давно занимаюсь исследованиями, изучаю Бриллиант Бессмертия. — Глаза у брата блестят.
Он, интересно знать, хоть помнит свои «исследования» или просто цитирует отрывки из блокнота?
— И сколько ты его изучаешь? — спрашиваю я.
Разозлился.
— Семь лет.
— Начал еще до того, как Захаров его купил? — фыркает на переднем сиденье Филип.
— Как раз я ему и рассказал про камень.
Баррон отвечает спокойно и уверенно, но, по-моему, на лице у него испуг. Никогда не признается во вранье, не откажется от своих слов — ведь тогда все увидят, сколько воспоминаний пропало безвозвратно.
Филип с Антоном хихикают — знают прекрасно, что он выдумывает. Совсем как в детстве, когда в Карни мы вместе ездили в кино. Это воспоминание странным образом успокаивает.
— И я согласился участвовать в ваших делах?
Смеются в голос.
Надо быть очень, очень осторожным.
— А как я справлюсь с талисманом, если камень и правда охраняет своего владельца?
Вроде бы не очень себя выдал, вполне естественное в данных обстоятельствах сомнение.
— Ты же не мастер смерти, бриллиант бессилен против твоей магии, — ухмыляется в зеркало заднего вида Антон.
Моей магии.
«Превращаешь его сердце в камень».
Я? Мастер трансформации?
«Кто тебя проклял?» Кошка во сне ответила: «Ты».
Меня сейчас стошнит. Нет, правда. Закрываю глаза, прислоняюсь лбом к холодному стеклу и изо всех сил стараюсь не думать о собственном желудке.
Он врет. Не может быть. Я…
Я мастер. Мастер. Мастер.
Одна-единственная мысль мечется в голове и отскакивает отовсюду, как маленький резиновый мячик. Не могу думать ни о чем другом.
Готов был все на свете отдать, лишь бы стать мастером, но происходящее не очень-то похоже на мои детские мечты.
«Если уж воображать себя кем-то, так уж самым талантливым и редким мастером, правильно?»
Только вот сейчас я не воображаю.
— Эй, что с тобой? — интересуется Баррон.
— Все в норме. Просто устал, ночь на дворе, и голова раскалывается.
Купим кофе по дороге, — обещает Антон. Половину стакана проливаю на футболку. Боль от ожога хотя бы немного приводит меня в себя.
Ресторан «У Кощея» словно вышел из странного отдаленного прошлого. На разукрашенной входной двери сияет латунная ручка, сбоку барельефы, изображающие жар-птиц с голубыми, красными и оранжевыми перьями.
— Бездна вкуса, — комментирует Баррон.
— Попридержи язык, он принадлежит семье, — злится Антон.
Баррон пожимает плечами, а Филип качает головой.
На улице никого, и в призрачном предутреннем свете ресторан кажется волшебным, магическим местом. Наверное, у меня плохой вкус.
Племянник Захарова поворачивает ключ, дверь распахивается, и мы заходим.
— Ты уверен, что тут никого?
— Посреди ночи? Кто тут может быть? Ключ непросто было раздобыть.
— Итак, — начинает Баррон, — здесь повсюду будут столики, куча народу: богатенькие политиканы, которым нравится водить знакомство с мафией, возможно, кое-кто из Вольпе и Нономура — мы временно заключили союз.
Он пересекает комнату и останавливается прямо под огромной люстрой с голубыми хрустальными подвесками. Даже в полумраке она искрится и сияет.
— Здесь будет подиум, долгие, скучные речи.
— А в честь чего? — оглядываюсь вокруг.
— Захаров собирает средства для фонда «Мы против второй поправки». — Баррон смотрит подозрительно; наверное, я должен это знать.
— И что — вот так просто подойти к нему? На глазах у всех?
— Успокойся, — вмешивается Филип. — В который раз говорю тебе, у нас есть план. Мы слишком долго ждали, не глупи, хорошо?
