возвращают.
Воорт знает, что, если Эва даст санкцию, через час пойдут в ход договоренности с телефонными и энергетическими компаниями, бюро регистрации избирателей, автомобильным бюро и почтой, чтобы дать жизнь новой личности. Но никто, кроме Воорта, Эвы и Микки, не будет знать, для кого эта новая личность создана. Каждую минуту в работе находятся два или три «Пэ и пэ».
Документы бывают на все случаи жизни. Работающие под прикрытием копы становились и членами профсоюза могильщиков, и отстраненными от работы анестезиологами, и сотрудниками подпольных тотализаторов, и наследниками миллионеров.
— Ты хочешь стать другим детективом? — спрашивает Эва.
— Мне нужны полномочия для расследования. Я полагаю, у нас всего насколько дней, чтобы выяснить, что происходит.
Эва кивает:
— Значит, мы введем твое новое удостоверение в нашу систему — на тот случай, если у твоих приятелей есть доступ.
— Мы же отслеживаем доступ, — говорит Микки.
— А если мы провороним их? Или они все равно доберутся до тебя?
— По крайней мере моя семья в безопасности, — говорит Воорт. — Они пойдут по ложному следу. Если все это не было блефом. А если было — с семьей по-любому ничего не грозит.
Эва перестает расхаживать по кухне; шлепанцы-кролики словно вгрызаются в грубый ворс ковра. На кухне пахнет ромашковым чаем, но пар от кружки Воорта больше не поднимается.
— Я хотела бы организовать защиту для твоей семьи, — говорит Эва. Воорт знает, что она ограничена дефицитом бюджета, нехваткой сотрудников, что на этой неделе понадобится выделить дополнительные силы для ООН, для серии дополнительных игр Национальной бейсбольной лиги и для Открытого чемпионата США по теннису. Отвлечение постоянного личного состава для антитеррористических мероприятий еще больше урезает возможности Эвы.
— Я ценю это, шеф.
— Посмотрим, получится ли немного усилить патрули в их районах. Составь мне список.
— Уже написал.
— Сделай так, чтобы они звонили в участки, если им хотя бы покажется, что происходит что-то не то. Воорт, ты будешь один.
— А я что, невидимка? — протестует Микки.
— Ты, — отвечает Эва, — очень близко подошел к отстранению от работы. Думаешь, эти фальшивые рапорты хоть кого-то обманули?
Бывший морпех Микки краснеет.
— С этим покончено, шеф.
— Докладывай мне напрямую, Воорт. Если найдешь этих типов, держи себя в руках.
— Я славлюсь самообладанием.
— Как по-твоему, почему они просто не убили тебя в той уборной?
— Это инициировало бы дальнейшее расследование. Они решили, что могут запугать меня.
И ведь у них получилось.
— Они были уверены, что до возвращения Кона все закончат, — говорит Микки. — Либо не будет доказательств, либо им станет наплевать. Они исчезнут.
— Ты действительно веришь, что на дне Ист-Ривер может лежать клад в шестьсот миллионов долларов? — В голосе Эвы звучит настоящее любопытство, а перед глазами, похоже, появляются из воды груды дукатов, драгоценных камней и запертых сундуков.
Воорт говорит медленно, словно проверяя логичность своих аргументов:
— Отец, бывало, говорил, что у сложных задач обычно простые решения. Знаю только, что перед нападением самое важное дело было связано с «Гусаром». Дело на шестьсот миллионов долларов. А еще утопленник в Куинсе, зациклившийся на этом корабле, а еще целых два буксирщика погибли, а перед этим они получили за что-то деньги и работали возле Адских Врат. Напали на меня в тот же день, когда я узнал об этом.
— Отправляйся на реку, — говорит Эва. — Проверь эту компанию, если они еще там.
Воорт продолжает:
— Я все время думаю об этом деле. Это кажется самым вероятным. Шеф, никакие представители властей не присматривают за ныряльщиками, поэтому, если они тайно найдут клад, им не придется расплачиваться с инвесторами. Не придется делиться с государством. Им плевать, что потом я вернусь, потому что они уже отхватят состояние, которого никто никогда не хватится.
— Шестьсот миллионов, — вздыхает Микки. — Свободные от налогов.
— Не заводись, — обрывает Воорт.
Через полчаса Воорт и Микки едут по Лонг-Айлендской скоростной автостраде, направляясь к дому Микки в Рослине. Домой на Тринадцатую улицу Воорту никак нельзя. По словам Эвы, новые документы будут готовы только завтра.
— Мой дом выставлен на продажу. — Голос Микки абсолютно спокоен. — Все до пенни пойдет «Ситибанку». И Дяде Сэму.
— Значит, ты рассказал Сил, что произошло. Хорошо.
— Ты был прав. Я дурак, и она жутко разозлилась, но, если признаться во всем, становится легче.
«Я не могу рассказать Камилле. Еще нет. Может быть, никогда не смогу».
Воорт, нахмурившись, смотрит в зеркало заднего вида.
Микки вздыхает:
— Если бы я не опоздал в тот вечер…
— Забудь.
— Будь я там, ничего бы не произошло.
— Они прихватили бы еще и тебя, — возражает Воорт — просто чтобы что-то сказать, а сам наклоняется ближе к зеркалу, поправляя воротник рубашки, чтобы лучше видеть.
— Что ты делаешь?
— Папа сказал, что это очевидно. Еще один элемент в мозаике, который я не смог заметить.
— Папа? Ты имеешь в виду твоего покойного отца? Послушай моего совета. Выспись, — говорит Микки. Они подъезжают к повороту на Рослин. — Сколько ты на ногах — часов двадцать?
— Мне нужна машина. Тебе лучше выйти за пару кварталов от дома.
— Эва велела быть рядом с тобой.
— С каких это пор ты слушаешь Эву? — поднимает брови Воорт. — И в любом случае, мне лучше держаться подальше отсюда. Что, если они наблюдают? Подумай о Сил.
Воорт помнит квартал — в фешенебельном районе Бруклин-Хайтс, выходящем на Променад и Ист-Ривер. Он высаживал здесь Тину, когда они встречались в последний раз, но отказался от приглашения зайти. Многоквартирные дома содержатся в порядке. Вдоль улиц посажены деревья. Припаркованные машины выглядят новее и ухоженнее, чем на большинстве улиц города.
Охранник в вестибюле подает Воорту внутренний телефон — после того, как видит значок. Тина сонно отвечает на пятом гудке.
— Когда я предлагала заходить в любое время, я имела в виду до двух ночи. Видимо, что-то важное. Дай мне пять минут. Я открою лифт. Он открывается прямо в квартиру.
Дверь открывается, и Тина хохочет, увидев парик.
— Блондином ты мне нравишься больше.
— Голова чешется, — отвечает Воорт, стягивая парик.
Она босиком; голубые велюровые брюки и трикотажная куртка с капюшоном соблазнительно облегают высокую, худощавую фигуру. Молния расстегнута, приоткрывая маленькую ложбинку. Пахнет ладаном, мылом, детской присыпкой. Разлапистые ветки пальмы в горшке почти достают до высокого потолка, на светлых стенах множество увеличенных фотографий Восточной Африки — с оригиналов Питера Бирда. Женщины племени масаи с кольцами на шеях. Львы на рассвете.
— Ты кажешься выше, Воорт. Вкладыши в ботинках? Я считала, ты гораздо увереннее в себе.
У нее за плечом он мельком замечает волшебное зрелище: подсвеченный Бруклинский мост и Ист-Сайд на Манхэттене. Окна во всю стену обрамляют картину: морской порт у Саут- стрит и ночное движение на реке. Здание на Полис-плаза, 1 светится, словно само генерирует электричество из трудолюбия сотрудников.
Воорт всегда считал, что из Бруклина открываются лучшие виды на Нью-Йорк.
— Я не хотела обидеть, — говорит Тина.
По-прежнему босая, она ведет гостя по блестящим половицам в жилую часть квартиры — квадрат, образованный диванами, стоящими друг против друга возле кофейного столика. Тина идет на цыпочках, чтобы казалось, что на самом деле на ней туфли на высоких каблуках. Кухня смежная с застекленной спальней. Там Воорт видит тускло освещенную двуспальную кровать, измятое одеяло, груду пурпурных атласных подушек на той стороне, где она спала.
Тело выдает невероятную реакцию.
Впервые после нападения у Воорта эрекция.
— Тина, помнишь следы пальцев на утопленнике?
— Фотографии у меня в кабинете.
— На меня тоже напали — на следующий день.
Улыбка Тины гаснет.
— Эти ребята были профессионалами. Думаю, мои синяки похожи на его, но я не уверен.
— Снимай рубашку, — командует она.
Диваны обиты темной кожей. Для окраски восточных ковров использовались натуральные красители — синий, зеленый, оранжево-красный. Воорт видит свое отражение в окне, наложенное поверх огней моста. Рубашка снята. В воздухе словно разлили какой-то аромат. Воорт ничего не может поделать с тем, как тело реагирует на прикосновения длинных пальцев Тины к отметинам на шее и груди.
— Повернись, — просит она.
Мягкие руки пробуждают нервные окончания. Во рту все пересохло. В голове стучит, но не от боли. Воорт мучительно сознает близость стройного тела за спиной. Слияние двух стихий
