Эпилог
Стоял конец июня. В спальне Крис собирала вещи, и яркие солнечные лучи пробивались через стекло. Она положила цветастую кофточку в чемодан и закрыла крышку.
– Ну вот и все, – сказала она Карлу. Тот закрыл чемодан на ключ, и Крис пошла к Регане.
– Эй, Рэгс, ты готова?
Прошло уже шесть недель после смерти священника и после того, как Киндерман закрыл дело, хотя не все было выяснено до конца. Крис могла только догадываться о случившемся, и частые размышления доводили ее до того, что она нередко просыпалась среди ночи в слезах.
Киндерман тоже не мог успокоиться. Смерть Мэррина наступила от острой сердечной недостаточности. Но Каррас...
– Интересно, – сопел Киндерман в попытках добраться до истины. – Это не девочка. В тот момент она была крепко связана смирительными ремнями. Очевидно, сам Каррас убрал ставни и выбросился из окна. Но зачем? От страха? Или в попытке избежать чего-то ужасного? Нет! – Киндерман сразу же отбросил эту версию. Если бы Дэмьен хотел уйти, то вышел бы спокойно через дверь, тем более что Каррас был не из тех, кто бежит в минуту опасности.
Тогда чем объяснить этот прыжок?
Киндерман решил поискать ответ в показаниях Дайера, который говорил, что у Карраса были большие эмоциональные перегрузки: чувство вины перед матерью, ее смерть, проблема его собственной вины. Когда Киндерман добавил к этому несколько бессонных ночей, вину перед неизбежной смертью Реганы, издевки беса, принимавшего облик его матери, и удар, нанесенный смертью Мэррина, он с грустью заключил, что у Карраса помутился разум. Кроме того, расследуя смерть Дэннингса, детектив вычитал в книгах, что во время изгнания бесов священники часто и сами становились одержимыми, когда этому благоприятствовали обстоятельства: сильное чувство вины, желание быть наказанным плюс сильная самовнушаемость. Каррас был к этому предрасположен. Звуки борьбы, меняющийся голос священника, который слышали Шарон и Крис, – все это также подтверждало гипотезу Киндермана.
Однако Дайер не согласился с таким предположением. Он снова и снова приходил поговорить с Крис, пока девочка выздоравливала и набиралась сил. Он всякий раз спрашивал, в состоянии ли Регана вспомнить, что же все-таки случилось в комнате в тот вечер. Но ответ был всегда один: «Нет».
Дело было закрыто.
...Крис заглянула в спальню Реганы и увидела, что девочка сидит, обняв двух плюшевых зверей, и недовольно смотрит на упакованный чемодан на кровати.
– Ну как, ты уже уложила вещи, крошка? – спросила Крис. Регана, такая худенькая и слабая, с черными кругами под глазами, посмотрела на нее:
– Не хватает места вот для них!
– Ну, ты же все равно не сможешь взять сейчас всех, дорогая. Оставь их, а Уилли все привезет. Пойдем, кроха, а то опоздаем на самолет.
В полдень они улетали в Лос-Анджелес, оставляя Шарон и Энгстромов собирать вещи. Потом Карл на «ягуаре» должен был привезти домой все оставшееся.
– Ну, ладно, – нехотя согласилась Регана.
– Вот и хорошо. – Крис, услышав звонок, быстро спустилась по лестнице и открыла дверь. На пороге стоял отец Дайер.
– Привет, Крис! Я зашел попрощаться.
– О, я очень рада! Я как раз сама собиралась к вам. – Она сделала шаг назад. – Заходите.
– Да нет, не стоит, Крис. Я знаю, что вам некогда.
Крис молча взяла его за руку и втащила в зал:
– Прошу вас. Я как раз собиралась выпить кофе.
– Ну, если вы уверены, что...
Она была уверена. Они пошли на кухню, сели за стол, выпили по чашечке кофе, поговорили о мелочах, а в это время Шарон и Энгстром продолжали заниматься багажом, бегая по всему дому.
Крис заговорила о Мэррине: она была очень удивлена, увидев так много известных людей – и американцев, и иностранцев – на его похоронах. Потом они помолчали, и Дайер принялся грустно разглядывать свою чашку. Крис без труда отгадала его мысли.
– Регана ничего не помнит, – произнесла она. – Простите. Иезуит молча кивнул. Крис взглянула на свой нетронутый завтрак. На тарелке все еще лежала роза. Она взяла ее и в задумчивости повертела в руках стебелек.
– А он так и не увидел ее, – прошептала Крис, ни к кому не обращаясь. Потом посмотрела на Дайера и встретила его взгляд.
– А как вы думаете, что же произошло на самом деле? Как неверующая, – тихо спросил он, – вы считаете, что она и в самом деле была одержима?
Крис опустила глаза и задумалась, продолжая поигрывать цветком.
– Что касается Бога, то я действительно в него не верю. До сих пор. Но когда речь идет о дьяволе, тут совсем другое дело. В это я поверить могу. И я верю. В самом деле! И не только после того, что случилось с Рэгс, а вообще. – Она положила цветок. – Вот вы обращаетесь к Богу. Представьте, сколько он должен отдыхать от наших просьб и молитв, чтобы они ему не надоели, если он, конечно, существует. Вы понимаете, о чем я говорю? А дьявол постоянно сам создает себе рекламу. Он везде, он всюду совершает сделки.
– Но если все зло мира заставило вас поверить в существование дьявола, то что вы скажете насчет всего добра, которое есть в мире?
Она задумалась и отвела глаза в сторону. Потом посмотрела на тарелку.
– Да... да, – тихо согласилась Крис. – Об этом стоит подумать.
Со дня смерти Карраса печаль настолько глубоко вошла в ее сознание, что оставалась в нем и по сей день. Хотя впереди она предвидела светлые дни и все время вспоминала слова Дайера, которые он произнес, провожая ее до машины после похорон Карраса.
– Вы не могли бы зайти ко мне? – спросила она тогда.
– Я бы с удовольствием, но боюсь опоздать на праздник, – ответил он.
Крис была поражена.
– Когда умирает иезуит, – пояснил Дайер, – у нас всегда праздник. Для него это только начало, и мы должны отметить это событие.
У Крис мелькнула еще одна мысль.
– Вы говорили, что у отца Карраса была проблема с верой? Дайер кивнул.
– Я не могу в это поверить, – сказала она. – Я никогда в жизни не встречала такой набожности.
– Такси уже здесь, мадам, – доложил появившийся Карл.
Крис вышла из задумчивости:
– Спасибо, Карл. Все в порядке. – Она встала, и Дайер вслед за ней поднялся из-за стола.
– Нет-нет, вы оставайтесь, святой отец. Я сейчас вернусь. Я только поднимусь за Рэгс.
Крис ушла, а Дайер вновь принялся размышлять над последними непонятными словами Карраса, над криками, которые слышали перед самой его смертью. Здесь что-то скрывалось. Но что? Этого-то он и не понимал. И Крис, и Шарон вспоминали только какие-то смутные обрывки фраз. Дайеру отчетливо вспомнилась затаенная радость в глазах умирающего священника. Этот странный блеск не давал ему покоя, было в них что-то похожее на... триумф? Дайер не был уверен в этом, но от такой мысли ему почему-то стало легче.
Он встал, вышел в зал, прислонился к двери и, засунув руки в карманы, молча стал наблюдать, как Карл помогает укладывать багаж в такси. Воздух был горячим и влажным. Дайер вытер взмокший лоб и услышал, что Крис спускается вниз. Она вышла, держа Регану за руку. Мать и дочь подошли к Дайеру, и Крис поцеловала его в щеку, а потом, коснувшись его рукой, заглянула прямо в глаза.
– Все в порядке, – сказал он и улыбнулся. – Мне почему-то кажется, что все будет хорошо.
Крис кивнула:
– Я позвоню вам из Лос-Анджелеса. Ждите.
