кустарников, а мудрому Фениксу остался лишь колючий терновник. Поэт уже готов, взяв в руки меч (судьи, а не воина), возвратиться в свой мир вечных гор.
Не клюнет проса Феникс, голодая, Привык он есть жемчужные плоды. Ему ли место средь хохлаток стаи, Что мечутся лишь в поисках еды? Пропев с вершин Куньлуня утром рано, Под вечер у Дичжу воды испив, Он держит путь к далеким океанам И в хладе неба одиноко спит. Лишь с принцем Цзинь, отмеченным судьбою, В лазурных тучах сблизиться он смог. Я не сумел воздать Вам за благое, Но что вздыхать? — Настал разлуки срок. Комментарий Поэтическое прощание Ли Бо с не понявшей его столицей, которая предложила ему «просо» вместо более пристойных его таланту «жемчужных плодов», и ушедшим из жизни (а до того — покинувшим императорский двор) другом.
С утра я к Морю Пурпура пришел, Багрец зари накинул в поздний час, Ветвь отломил святого древа Жо — Прогнать закат, чтобы скорей угас. На облаке в предельные края Тысячелетней яшмой поплыву, Достигнувши Начал Небытия, Перед Владыкой преклоню главу. Он к Высшей Простоте меня зовет И жалует нефритовый нектар. От отчих мест на много тысяч лет Меня отбросит сей волшебный дар, И ветр, не прерывающий свой бег, За грань небес умчит меня навек. Комментарий Только что покинувший императорский двор, которому он оказался чужд, Ли Бо в этом стихотворении рисует космическое путешествие бессмертного небожителя, удалившегося от бренного мира.
Волна качает пару белых чаек, Взлетает клик над синею водой. Поморы вольных чаек привечают — Не журавля за облачной грядой! Их дом — песок, обласканный луною, Весна влечет в душистые цветы. Меж них и я с омытою душою Забуду мир ничтожной суеты. Комментарий Покидая столицу, поэт разрывается между конфуцианской жаждой служения праведному государю (здесь журавль — метоним служивого человека), что в реальности оборачивается «ничтожной суетой», и даосским слиянием с природой.
Му-вану снились дальние края, Как У-ди — десять тысяч колесниц. Достойным мужем назову ли я Того, кто дни проводит средь блудниц! То Матери-богине пир дают, То Дочь-богиня к ним заходит в зал, На яшмовых брегах они поют… Но обманул их Яшмовый фиал. Где дива были — стал теперь бурьян, И души страждут в густоте лиан. 
