След Змея
Когда кто-нибудь в шутку спрашивает меня, не собираюсь ли я совершить паломничество в Лурд, я отвечаю, что уже совершил его. Было это в конце 70-х годов. Жозефина и я, чтобы поддержать наши довольно сложные отношения, попытались предпринять совместную увеселительную прогулку — одно из тех путешествий, во время которых раздоры случаются чуть не каждую минуту. Чтобы выезжать утром, не зная, где придется спать вечером, и не ведая, каким путем удастся достичь этого неизвестного места, надо либо быть весьма дипломатичным, либо отличаться крайней неискренностью. Жозефина, как и я, относилась ко второй категории, и на целую неделю ее старенький бледно-голубой автомобиль с откидным верхом стал местом постоянных семейных споров. От Эксле-Терм, где я едва успел пройти стажировку по длительным прогулкам, посвященную чему угодно, но только не спорту, до Шамбр-д’Амур, маленького пляжа на баскском побережье, где у дяди Жозефины была вилла, мы проделали бурный и прекрасный путь по Пиренеям, оставив за собой след нескончаемых утверждений: «Я этого никогда не говорил!» (или «не говорила»).
Основным мотивом нашего сердечного разлада был толстый том в шестьсот или семьсот страниц в черно-красной обложке, на которой выделялся броский заголовок: «След Змея». В книге рассказывалось о приключениях Шарля Собража, своего рода гуру с большой дороги, который очаровывал и грабил западных путешественников где-то возле Бомбея или Катманду. История этого «змея» франко-индийского происхождения была подлинной. Кроме этого, я был бы не способен сообщить никаких подробностей, но зато я отчетливо помню о той власти, какую Шарль Сображ возымел надо мной. Если после Андорры я еще соглашался отрывать глаза от книги, чтобы полюбоваться пейзажем, то, добравшись до Пик-дю-Миди, решительно отказался выйти из машины и прогуляться до обсерватории. Правда, в тот день гору окутывал густой желтоватый туман, что ограничивало видимость и уменьшало привлекательность экскурсии. Тем не менее Жозефина бросила меня в машине и отправилась на два часа дуться на меня в облаках. Может, ей хотелось избавить меня от колдовских чар и потому она непременно стремилась попасть в Лурд? А так как я никогда не бывал в этой всемирной столице чудес, то, не дрогнув, согласился. Во всяком случае, в моем распаленном от чтения сознании Шарля Собража я путал с Берандеттой Субиру, а воды Адура мешал сводами Ганга.
На следующий день, преодолев перевал Тур де Франс, подъем на который даже в машине показался мне изнурительным, мы въехали в Лурд при удушающей жаре. Жозефина вела машину, я сидел рядом с ней, а помятый «След Змея» возлежал на заднем сиденье. С самого утра я не осмеливался притронуться к нему, так как Жозефина решила, что мое пристрастие к этому экзотическому повествованию выдавало во мне отсутствие интереса к ней самой. Мы приехали в самый разгар сезона паломничества, и гостиницы были переполнены. Однако, несмотря ни на что, я систематически прочесывал гостиницы, хотя в ответ мне только пожимали плечами или говорили: «Мы очень-очень сожалеем», и тон этих слов зависел от ранга заведения.
От пота моя рубашка прилипала к пояснице, а главное, угроза новой ссоры опять нависала над нашим экипажем, когда привратник гостиницы «Англетер», «Испания», «Балканы» или еще какой-то заявил мне назидательным тоном нотариуса, который сообщает наследникам о неожиданной кончине некоего американского дядюшки: «Да, имеется номер». Я воздержался от слов: «Это чудо!», поскольку инстинктивно почувствовал, что здесь такими вещами не шутят. Лифт оказался чересчур большим, вполне подходящим для носилок, и через десять минут, принимая душ, я понял, что наша ванная комната действительно была оборудована для инвалидов.
Пока Жозефина в свою очередь предавалась омовениям, я в одном полотенце кинулся к несравненному оазису всех страдающих от жажды минибару. Для начала я разом выпил полбутылки минеральной воды. О, бутылка, я всегда буду ощущать твое стеклянное горлышко на своих пересохших губах. Затем приготовил бокал шампанского для Жозефины и джин с тоником для себя. Выполнив свои барменские обязанности, я украдкой начал стратегический отход к приключениям Шарля Собража, однако вместо предполагаемого умиротворяющего действия шампанское вновь придало небывалую силу туристическим устремлениям Жозефины. «Я хочу увидеть Пресвятую Деву», — заявила она, прыгнув обеими ногами вперед, подобно католическому писателю Франсуа Мориаку на знаменитой фотографии.
И вот мы отправились к святому месту под угрожающе тяжелыми небесами вслед за непрерывной вереницей инвалидных колясок, направляемых дамами-благотворительницами, которым это явно было не впервой. «Если пойдет дождь, все в базилику!» — протрубила уверенно возглавлявшая шествие монахиня с горделивым чепцом на голове и четками в руках. Тайком я наблюдал за больными, их скрюченными руками, замкнутыми лицами, за этими съежившимися комочками жизни. Один из них поймал мой взгляд, я изобразил улыбку, но он в ответ показал язык, и я почувствовал, что глупо краснею до ушей, словно провинился. Розовые кроссовки, розовые джинсы, розовый хлопчатобумажный свитер — счастливая Жозефина двигалась посреди темной массы: все французские кюре, которые еще одеваются как кюре, казалось, назначили здесь встречу. Жозефину охватил чуть ли не восторг, когда хор сутан запел: «Пресвятая Мария, Матерь Божия, заступись за нас, грешных» — гимн ее детства. Судя по окружающей обстановке, не слишком внимательный наблюдатель мог бы подумать, что находится в окрестностях Парка принцев в день европейского чемпионата.
На большой эспланаде перед входом в пещеру под назойливый ритм песнопений Ave Maria извивался километровый хвост ожидающих. Я никогда не видел подобной очереди, разве что, возможно, в Москве, у мавзолея Ленина.
— Послушай, я не стану стоять в этой очереди!
— Жаль, — ответила Жозефина, — это пошло бы на пользу такому нечестивцу, как ты.
— Вовсе нет, и это даже опасно. Представь себе человека в добром здравии, который приходит в самый разгар явления. Свершается чудо, и он оказывается парализованным.
С десяток голов повернулось в мою сторону, чтобы посмотреть, кто ведет столь варварские речи. «Идиот», — прошептала Жозефина.
Внимание всех отвлек ливень. После первых капель откуда ни возьмись распустился цветник зонтов, в воздухе повеяло запахом нагретой пыли. Поддавшись всеобщему порыву, мы позволили увлечь себя в подземную базилику Иоанна XXIII — этот гигантский ангар для молений, где мессу служат с шести часов до полуночи, меняя священников каждые два-три богослужения. Я читал в путеводителе, что бетонный неф, более просторный, чем собор Святого Петра в Риме, может вместить несколько огромных аэробусов. Я следовал за Жозефиной по проходу, где были свободные места, под многочисленными громкоговорителями, транслировавшими церемонию с сильным эхом. «Слава Всевышнему на небесах… на небесах… небесах…»
В момент возношения Даров мой сосед, предусмотрительный паломник, достал из рюкзака полевой бинокль, непременную принадлежность завсегдатая скачек, дабы наблюдать за происходящим. Другие верующие запаслись импровизированными перископами, какие можно видеть 14 июля во время парада. Отец Жозефины часто рассказывал мне, как он делал свои первые шаги в жизни, продавая такого рода товар у выхода из метро. Это не помешало ему стать тенором на радио. Теперь он употреблял свой талант уличного торговца, описывая пышные свадебные торжества, землетрясения и матчи по боксу.
Снаружи дождь прекратился. В воздухе повеяло прохладой. Жозефина произнесла слово «шопинг». Готовясь заранее к такой вероятности, я приметил большую улицу, где сувенирные магазины располагались вплотную друг к другу, как на восточном базаре, и предлагали невообразимый набор дешевых предметов религиозного культа.
Жозефина любила коллекционировать, собирала флаконы старых духов, картины в деревенском духе с одной коровой или целым стадом, тарелки с искусственной едой, которые заменяют меню в витринах токийских ресторанов, и вообще, как правило, все, что могла найти китчевого во время своих многочисленных путешествий. А тут — поистине любовь с первого взгляда. В четвертом магазине на тротуаре слева она, казалось, дожидалась Жозефину посреди нагромождения благочестивых медальонов, скверных ручных швейцарских часов и тарелок для сыра. Это был восхитительный бюст под мрамор с мигающим, как украшения рождественских елок, нимбом.
— Вот она, моя Пресвятая Дева! — вздохнула Жозефина.
— Я дарю ее тебе, — сразу сказал я, не подозревая, какую сумму пожелает выманить у меня
