— Я и этого не знаю. И никогда не справлялась.
Палтусов посмотрел на нее вбок. Она не лгала.
— Сложная вы душа, — выговорил он, — а все-таки мой совет вам: обеспечить себя, но с мужем не разрывать.
— Носить цепи, продавать себя, быть в необходимости отвечать на его письма или рисковать, что он явится к светлому празднику ко мне в гости? Не хочу!
— Та, та, та! Вот женщины-то! Даже и умницы, как вы, хромают логикой.
— Знаю, знаю… Сейчас будет Пигасов из «Рудина» и его стеариновая свечка.
— Обойдемся и без Пигасова. Рассудите… Вы разводиться не желаете?
— Нет.
— Просто уезжаете за границу на неопределенное время? Прекрасно… Зачем человека, страстно в вас влюбленного, бить обухом по голове, объявлять ему. что он… для вас не существует? Не хотите его видеть всегда есть на это средства. Денежной зависимости и без того не будет… Сколько я вас понимаю, вы требуете обеспечения сразу.
— Да.
— Тем паче.
Она задумалась и через минуту сказала:
— Вы, быть может, правы.
XXVII
Разговор наладился. Но ему захотелось продолжить 'игру'.
— Отчего же так это вдруг, Марья Орестовна? Это на вас не похоже.
Она начала говорить, как ей всегда была противна эта грязная, вонючая Москва, где нельзя дышать, где нет ни простора, ни воздуха, ни общества, ни тротуаров, ни искусства, ни умных людей, где не «стоит» что-нибудь заводить, к чему-нибудь стремиться, вести какую-нибудь борьбу.
И потом… эти пасквили.
Палтусов выслушал и поглядел на Марью Орестовну исподлобья.
— Ага! Неужели они дали толчок?
— И да, и нет, — ответила Нетова.
— Стоит!
— Очень стоит! — резко повторила Марья Орестовна. — С таким человеком, как Евлампий Григорьевич, я никогда не буду избавлена от подобных приятностей.
Ему были известны статейки московской газеты. Они пришлись кстати, доложили лишнюю щепоть.
С этой темы они перевели разговор на более приятные картины заграничной жизни.
— Что вы любите больше всего? Париж, Италию?
— Ничего особенно. Я глупо ездила… Всегда являлся Евлампий Григорьевич. Теперь я по-другому распоряжусь… и…
— Ах, знаете что, Марья Орестовна, — перебил Палтусов, — вам нигде не будет так хорошо, как здесь.
— Не может этого быть.
— Поверьте! Надо во что-нибудь вдаться, иначе вы умрете от пустоты.
— Найду дело!
— Такого, чтобы поглотило вас, — нет, не найдете! Вы здесь — центр.
— Чего это? — с гримасой спросила она.
— Своего мирка. И этот мирок создали вы… Куда вы ни бросите взгляд, все это дело ваших рук. Вы выбирали, вы приказывали, вы сортировали и обои, и мебель, и людей, и отношения к ним. Шутка!
— Для себя не жила! И все это мелко.
— Не стану спорить… А люди? Их надо найти!
— Меня не забудут и старые друзья… — вырвалось у нее…
'Поиграю немножко', — мелькнуло опять в голове Палтусова.
— Друзья-то не забудут. Впрочем, нетрудно и новых завести. Много по Европе бродит охочего народа.
— Что это вы, Андрей Дмитриевич, — недовольно заметила она. — Я с дрянью никогда не зналась. Вы бы лучше пообещали мне навестить меня.
— А вы когда сбираетесь?
— Скоро.
— В начале нашего сезона? Так-то вы заботитесь об интересах ваших друзей!
— Кого же?
— Да вот хоть бы меня.
— Вам от моего отъезда, я вижу, ни тепло ни холодно.
— Ошибаетесь! — горячо возразил он и только на этот раз искренне.
— Вряд ли.
— Ошибаетесь, говорю вам. Ваш дом был для меня самый, как бы это сказать… позволите… без сентиментальности?
— Говорите, пожалуйста.
— Самый выгодный.
— Вот как?
— Вы не обижайтесь… Самый выгодный. Здесь я встречал разный люд, нужный для меня. Ваш супруг без вас совсем будет не то, что он был при вас. Вы умели сделать приятными и вечер, и обед, — тут он уж начал привирать, — ваш дом избавлял от необходимости делать визиты, рыскать по городу, разузнавать.
— Вы говорите, точно тайный агент.
— Ха, ха, ха! Да, я отчасти такой именно агент. А недавно сделался и настоящим деловым агентом.
— Где, у кого?
— Оставим это в тайне. Вы видите, ваш отъезд мне невыгоден.
— А я сама?
Вопрос выговорен был гораздо искреннее, чем Палтусов ожидал. Он застал его врасплох.
— Вы?
— Да, я?
Ее карие глаза, прищурясь, глядели на него.
— И вы также.
— Выгодна?
— Очень.
Она отодвинулась.
— Андрей Дмитриевич… Зачем у вас этот тон?.. Я заслуживаю другого.
— Я только откровенен. И что же тут обидного для молодой женщины?
— Выгодно!
— Полноте, Марья Орестовна… Вы не сентиментальный человек.
— Вы не знаете, — живо перебила она, — какой я человек. До сих пор я не жила… Я уже говорила вам.
Он сумел остановить разговор на этом спуске. Дальше он не хотел раздражать ее — не стоило. Без всякой задней мысли спросил он ее:
— Кто же будет представлять здесь ваши интересы?
— Денежные?
