Поговорим о демографии

сознание собственной социальной значимости, позволяет им чувствовать себя полноценными членами общества, а это в немалой степени определяет их жизненный тонус, дает им моральное удовлетворение и жизнерадостное мироощущение. Выигрывают в конечном счете все — как каждая личность в отдельности, так и общество в целом.

И — естественное явление в условиях социализма — у нас всячески стимулируется этот процесс. Разумеется, и материально. Например, значительно увеличен перечень специальностей, которые охватываются правилом «оклад плюс пенсия».

«В последние годы гражданам, вышедшим на пенсию, предоставлены более широкие возможности участия в трудовой деятельности, — говорил Генеральный секретарь ЦК. КПСС Л. И. Брежнев на XXIV съезде партии. — Но мы правильно поступим, если примем меры к более активному использованию опыта, энергии наших ветеранов в общественной и трудовой деятельности».

— Конечно, моральные соображения важны. А материальные? «Мы становимся обществом пенсионеров», — сетуют зарубежные социологи, напоминая: увеличивается прослойка нетрудоспособных людей. А помимо пожилых иждивенцев, есть еще и молодые — те, кто пока не начал (а может быть, никогда и не начнет) работать. Выходит, на плечи кормильцев ложится все большая экономическая нагрузка, не так ли? Можно ли игнорировать эту сторону вопроса?

— Ее никто и не собирается игнорировать. Напротив, этим аспектом проблемы — применительно и к капиталистическим, и к социалистическим условиям — наша наука занимается давно и серьезно. Особенно много — экономическая демография. Но как? Давайте посмотрим, каковы ее подходы и выводы.

«О вас не скажут мечтательно, чтобы слушатель терялся в догадках: поэт, художник, философ. Американец определит точно:

— Этот человек стоит 1 230 000 долларов».

Вы узнали: это «Мое открытие Америки» Маяковского. И можете возразить: ну и что? Впечатления поэта. К тому же давние.

Вот что писал недавно советский ученый, профессор Урланис: «Современные американские экономисты с точностью до одного доллара определяют стоимость новорожденного… Один экономист высказал даже взгляд, что красота куртизанки должна включаться в стоимость национального богатства». И еще: «В буржуазной политэкономии все переводится на деньги, и многие из экономистов в капиталистических странах рассматривают людей как часть народного богатства и исчисляют общую стоимость населения в долларах и фунтах стерлингов».

Вот так, точность во всем, включая людские души… Казалось бы, а как же еще в наш-то кибернетический век? Давно уже признано: рационализм — великая вещь! Это постиг даже тот пушкинский «повеса», который, как известно, «бранил Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита и был глубокий эконом».

Так, может, допустимо все-таки говорить порознь о безмерной ценности и отдельно об измеримой стоимости человеческой личности? Мол, поэтизировать человека и человечество — дело этих сентиментальных гуманитариев. А тут суровая экономическая проза народоописания, которое не чурается и бухгалтерского подхода. Но разве гуманизм существует только для гуманитариев?

«Жизнь человека бесценна, переводить ее на деньги — кощунство», — говорит не кто иной, как доктор экономических наук Урланис, и под его словами могли бы подписаться все советские демографы.

Цинично-стоимостные подходы к населению вполне естественны в буржуазном обществе, где человек рассматривается как орудие прибыли. Конечно, там он тоже ценится, порой даже очень высоко. Как товар, который хорош, пока не износился, который за ненадобностью можно отправить на свалку, заменив более подходящим. Там делаются и «вложения в человека» (скажем, затраты на образование), но они рассматриваются как капитал, который должен приносить проценты.

Марксизм-ленинизм привел к переоценке традиционных ценностей. Мы знаем: именно человек, труженик и творец, представляет для нас высшую ценность, а его всестороннее развитие не средство, но самоцель коммунистического общества. Можно ли забывать об этом, когда речь заходит об экономических аспектах демографических проблем?

Если говорить о пенсионерах, то они вроде бы уже не труженики, не творцы, во всяком случае, не все. Но можно ли забывать о том, сколь многим мы все им обязаны? Можно ли забывать о долге общества по отношению к тем, кто, прежде чем уйти на отдых, создавал материальные и духовные блага?

Вот как отвечает на эти вопросы… сказка-притча. Примечательно, что ее не раз излагали наши демографы в своей научно-популярной прозе, воздавая должное как поэтическому, так и политическому звучанию народной мудрости.

…Жил да был один крестьянин. Работал от зари до зари, а все ему мало. Прохожие любопытствуют: «Куда тебе жита столько, не съешь, чай?» А он и отвечает: «Мне-то самому немного надобно, обойдусь малой толикой». — «А остальное, — спрашивают, — куда денешь?» — «Разделю, — говорит, — на части: одной долги уплачу, другую взаймы дам, третью по ветру развею…» — «Как это „по ветру“?» — «Царю да помещику дань». — «А взаймы кому?» — «Детям. Вырастут — отдадут». — «Кому ж сам-то должен?» — «Отцу с матерью, они меня вскормили-вспоили…»

Нечто подобное встречается в фольклоре у разных народностей. Задолго до того, как мир услышал просвещенное мнение Ослера, люди, жившие в темноте, словом и делом отвергали черную сыновнюю неблагодарность, хорошо понимали свои обязанности по отношению к старикам иждивенцам. И тем самым на примере семьи правильно выражали экономические взаимосвязи между поколениями в обществе.

Понятно, что кормильцем человек становится не с пеленок, а лишь повзрослев и обучившись делу. Кроме того, рано или поздно он уходит на покой, оставаясь, как и прежде, «едоком». Не израсходует ли он то, что накопил? «Каждый взрослый человек может произвести больше, чем он сам потребляет, — писал Энгельс, — факт, без которого человечество не могло бы размножаться, более того, не могло бы даже существовать; иначе чем жило бы подрастающее поколение?»

Этот вывод снова и снова подтверждается экономико-демографическими расчетами. Подведем с их помощью некий «финансовый баланс» для населения СССР.

Советский человек начинает трудовую деятельность не ранее как с 16 лет. В первые годы (за 5–10 лет) он полностью покрывает издержки на его воспитание и образование. Так сказать, отдает долг обществу. Дальнейшее превышение стоимости производимых благ над стоимостью потребляемых представляет собой уже чистый вклад поколения в национальный доход.

Конечно, потом, уйдя на заслуженный отдых, каждое поколение получит какую-то часть принесенной им «прибыли» обратно — в виде пенсии. Но даже при той высокой продолжительности, какой достиг послерабо-чий период в нашей стране (25 лет для женщин и 17 лет для мужчин в среднем), общий «экономический баланс» показывает не просто «активное сальдо», но значительное превышение доходов над расходами.

А ведь пенсионный возраст у нас весьма низкий. Вспомните: для женщин 55 лет (при рабочем стаже не менее 20 лет), для мужчин 60 лет (при 25-летнем стаже). В США, например, соответствующие значения равны 62 и 65 годам. А кое-где на Западе эти границы одинаковы для обоих полов: в ФРГ, Нидерландах, Финляндии — 65 лет, в Швеции — 67, в Канаде, Ирландии, Норвегии — 70.

Следует добавить, что детский труд (у нас он запрещен) продолжает использоваться не только в «третьем мире», но даже в развитых капиталистических странах. Ибо выгоден предпринимателям своей дешевизной. По данным МОТ (Международной организации труда), свыше 20 миллионов ребятишек встречают учебный год не в школьных классах, а в заводских цехах.

Правда, возрастные ограничения при найме на работу существуют не только у нас, но какие? Где 14 лет, а где и 12. Конвенция МОТ, поднявшая этот нижний предел до 15 лет, в 1970 году была ратифицирована менее чем шестой частью государств.

Что касается нашего возрастного минимума, то фактическое его значение выше юридического. В 16