Но Политос настаивал:
– Великий царь, ты – высший судья в своей земле, самый честный и справедливый. Все знают, что происходит в Микенах… Кого ни спроси. И твоя пленница Кассандра, царевна Трои, предсказывает…
– Молчать! – рявкнул великий царь.
– Правду не скроешь, сын Атрея. Неужели ты считаешь, что сумеешь избежать участи, которую уготовила тебе судьба?
Теперь Агамемнон уже дрожал от гнева. Вскочив с кресла, он сошел на землю и остановился перед Политосом.
– Держите его! – приказал он, вытаскивая из-за пояса кинжал, рукоять которого была усыпана драгоценными камнями.
Стража схватила Политоса за хрупкие руки.
– Эй, сорока, я заставлю тебя молчать, разлучив со лживым языком! – злобно закричал царь.
– Остановись! – закричал я, проталкиваясь вперед.
Агамемнон взглянул на меня, и его маленькие поросячьи глазки вдруг приняли беспокойное, едва ли не испуганное выражение.
– Этот человек служит мне, – проговорил я. – Я сам накажу его.
– Очень хорошо, – сказал Агамемнон, указывая кинжалом на железный меч у моего бедра. – Ты собственноручно лишишь его языка.
Я покачал головой:
– Слишком жестоко за несколько шуток.
– Ты противишься мне?
– Этот человек – сказитель, – заметил я. – Если ты лишишь его языка, то обречешь на гибель в голоде и рабстве.
На тяжелом лице Агамемнона медленно появилась злорадная улыбка.
– Сказитель, говоришь? – Он повернулся к Политосу, который висел на руках двух крепких стражников. – Итак, ты рассказываешь только то, что видишь и слышишь? Хорошо же, тогда ты больше не будешь видеть и слышать… Ничего! Никогда!
Когда я понял, что он намеревается сделать, судорога свела мои внутренности. Я потянулся к мечу, и тут же десять воинов с острыми копьями окружили меня… Бронза почти касалась моей кожи. На мое плечо легла чья-то рука. Я повернулся. На меня серьезно смотрел Менелай:
– Смирись, Орион. Старик должен быть наказан. Незачем рисковать своей жизнью ради слуги.
Взгляд Политоса умолял меня о помощи. Я шагнул к нему, но царапавшие кожу острия копий остановили меня.
– Моя жена сказала мне, что ты помог ей, когда мы брали дворец, – негромко шепнул Менелай. – Я твой должник, но не заставляй меня платить кровью.
– Тогда беги к Одиссею, – попросил я его. – Прошу тебя. Быть может, он сумеет смягчить великого царя.
Менелай только покачал головой:
– Все закончится прежде, чем я успею добраться до первого корабля итакийцев. Гляди.
Нестор сам извлек из костра дымившуюся ветвь. Агамемнон взял ее, стражники развели шире руки Политоса, один из них уперся коленом в его спину. Великий царь схватил старого сказителя за волосы и откинул назад его голову. Острия копий снова прокололи мою одежду.
– Ходи же по миру в темноте, подлый лжец.
Политос забился, испытывая ужасные муки; Агамемнон выжег сначала его левый глаз, а затем правый. Старик потерял сознание. С безумной улыбкой на толстых губах Агамемнон отбросил ветвь, извлек кинжал и отрезал уши сказителя.
Воины бросили на песок обмякшее тело Политоса.
Великий царь окинул всех суровым взглядом и громовым голосом проговорил:
– Таким будет правосудие для всякого, кто посмеет искажать правду! – И, повернувшись ко мне, ухмыльнулся: – Забирай своего слугу!
Окружавшие меня воины расступились, держа наготове копья, чтобы сразить меня, если я сделаю хотя бы шаг в сторону их царя.
Я посмотрел на окровавленного Политоса, а потом на Агамемнона.
– Я слышал, что напророчила тебе Кассандра, – сказал я. – Ей не верят, но она никогда не ошибается.
Полубезумная улыбка сошла с лица царя. Он яростно жег меня глазами. И на какой-то миг я даже подумал, что сейчас он прикажет стражам заколоть меня на месте. Вдруг из-за моей спины послышался голос Лукки:
– Мой господин Орион, с тобой все в порядке? Не нужна ли тебе помощь?
Царская стража повернулась, услышав его голос. Лукка привел весь свой отряд в полном вооружении и готовым к бою – тридцать пять хеттов со щитами и железными мечами.
