способом. Но я еще одолею Филиппа!
– А я – воин, а не политик, – отвечал я. – Но хочу задать тебе один вопрос: какая власть безопаснее для Афин с их разлюбезной демократией – великого царя или Филиппа?
Он расхохотался:
– Да, ты не политик. Ты видишь мир или черным, или белым.
– Я жду ответа.
– Великий царь оставит в покое Афины и прочие греческие города, когда исчезнет угроза, которую представляет Филипп. Дарий хочет, чтобы города Ионии оставались в его империи. И пусть будет так – зато Афины сохранят свободу.
В разговор вступил Кету:
– Это сама сущность политики: чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Раздавай и принимай – милости, дары… даже города.
– Аристотель говорил мне, – сказал я, – что Персидское царство неминуемо поглотит всю Грецию. Афиняне сделаются подданными великого царя, как жители Эфеса и других ионийских городов.
Демосфен нахмурился:
– Аристотель – македонец.
– Ты не прав, – возразил Кету.
– Ну и что? – пожал плечами Демосфен. – Его родной город уже давно входит в состав Македонии.
– Ну и что ты скажешь о мнении Аристотеля? – спросил я. – Если он прав, то помощью царю Персии ты готовишь гибель своей демократии.
Демосфен прошелся по комнате к окну и обратно, а потом ответил:
– Орион, я пока могу еще выбирать между Филиппом и персами. Филипп уже у ворот Афин. А Дарий в нескольких месяцах пути от города. Как голодный волк, македонец поглотит нас одним глотком.
– Но пока он оставил Афины в покое, – сказал Кету. – Он не стал вводить свое войско в город, не потребовал власти над ним.
– Ему это не нужно. Сейчас он продвигает к власти афинян, которых купил золотом и серебром. Он пользуется нашей демократией в своих собственных целях.
– Но он не стал разрушать ее, – отвечал я. – А сохранит ли твою демократию Царь Царей, если окажется на месте Филиппа?
– Он еще не на месте Филиппа!
– Рано или поздно так и будет, если верить словам Аристотеля.
Демосфен всплеснул руками:
– Так мы ни до чего не договоримся. – Он повернулся к Кету: – Посол Свертакету, я обдумаю условия, выдвинутые Филиппом, и дам свои рекомендации Царю Царей. Ты можешь идти.
Я шагнул к двери.
– Останься, Орион, – сказал Демосфен, – я должен тебе кое-что сказать.
Кету посмотрел на меня, поклонился Демосфену и покинул комнату. Я решил, что почетный караул повел его к помещению, отведенному нам во дворце. Громко хлопнув в ладоши, так что присевшая в углу рабыня вскочила, Демосфен сказал:
– Ты тоже уходи! Ступай, оставь нас!
Она заторопилась к двери.
– Закрой за собой дверь!
Она выполнила его приказ.
– Ну хорошо, – сказал я. – Чего ты хочешь от меня?
– Это не он, Орион, – произнес кто-то за моей спиной. – Я хочу с тобой поговорить.
Я обернулся и увидел Золотого Атона, самоуверенного бога, который создал меня. Он весь сиял: и идеальное лицо, и тело, столь же крепкое и могучее, как мое собственное, испускали золотой блеск. Атон был облачен в одежды снежной белизны, отделанные золотом. Мгновение назад его в комнате не было.
Посмотрев на Демосфена, я заметил, что афинянин застыл подобно каменной статуе.
– Не тревожься, – сказал Золотой. – Он не увидит нас и не услышит. – И улыбнулся, по-волчьи оскалив зубы. Он казался похожим на постаревшего Александра – настолько, что мог быть его отцом. Это открытие меня потрясло.
21
– Вижу, ты узнал меня, – проговорил Атон с довольной улыбкой.
– А где Аня? – спросил я.
– Афина, – поправил он. – Здесь, и сейчас ее называют Афиной.
– Где она? Здесь?
– Аня скоро появится здесь на короткий миг, – ответил он, перестав улыбаться. – Недалеко отсюда… На
