удивлении приблизился. На всех этих дипломах стояло имя Сета Гордона.
Гражданское строительство. Уголовное право. Электроника. Механика. Гарольд подозревал, что Сет добился некоторых успехов за последние годы, но чтобы столько дипломов… Впрочем, он ведь никогда с ним особо не общался: он не любил этого парня, и тот платил ему тем же.
Затем фонарик осветил коробку одноразовых хирургических перчаток. Коробка была вскрыта и наполовину опустошена.
— «Виниловые перчатки, — вполголоса прочитал Гарольд, — для тех, кто испытывает аллергию на латексные».
У Сета аллергия на латекс? Еще одно открытие… Гарольд выбрал себе одну пару, разорвал пластиковую упаковку и натянул перчатки. Потом сунул упаковку в карман и протер полой куртки все поверхности, где могли остаться отпечатки его пальцев.
Если вдруг выяснится, что он здесь был, все равно никто ничего не докажет. К тому же он не оставил никаких следов разрушений или взлома. В чем можно его обвинить? Разве только в том, что он решил прогуляться по мебельному складу…
Гарольд почувствовал легкое возбуждение: он казался сам себе персонажем детективного фильма.
Тут его нога на что-то наткнулась, и он посветил на пол. Там было какое-то небольшое техническое устройство с маленьким рычажком включения-выключения. Оно находилось практически в самом центре комнаты, словно бы специально, чтобы нельзя было пройти, не задев его. Гарольд, заинтригованный, потер подбородок.
— Рискнуть, что ли?
Он осторожно передвинул рычажок носком ботинка. Раздалось легкое потрескивание, и множество крошечных мерцающих огоньков загорелось в противоположной части склада, которую Гарольд еще не успел исследовать.
Он приблизился.
Дрожащие огоньки горели в фотофорах — стеклянных шарах с маленькими свечками внутри, подключенных к системе электрического освещения. Однако это было еще не самым странным по сравнению с алтарем и распятием над ним.
Глаза Гарольда широко распахнулись: вместо фигуры Христа к кресту была прибита фотография женщины лет тридцати, закутанной в простыню. Голова женщины свешивалась набок, пряди белокурых волос не могли скрыть черную дыру на левом виске.
Гарольд узнал эту фотографию. Он уже видел ее в материалах судмедэкспертизы, кое-что из которых хранилось в папке с личным делом Сета. Это была фотография Лилиан Гордон, его матери, сделанная в тот день, когда сын убил ее.
— Твою в душу бога мать!..
И в этот момент он заметил маленькую дверцу, почти незаметную на фоне стены.
— Это частная собственность, — произнес чей-то бесстрастный голос. — Погаси свет и выметайся.
Гарольда чуть удар не хватил. Он узнал этот голос.
— Сет?.. Э-э-э… мистер Гордон?..
Голос шел из-за дверцы. Гарольд взялся за ручку.
— Осторожно! — с угрозой произнес голос Сета. — Погаси свет и уходи — останешься цел. Последнее предупреждение.
Злясь на себя за колебание, Гарольд набрался храбрости и открыл дверь.
Прежде всего его удивили небольшие размеры каморки — не больше двух квадратных метров, — но он почти тут же забыл об этом, взглянув на ее обстановку.
Потрепанная раскладушка. Походный умывальник. Отвратительные рисунки на стенах. Но самое главное — фотографии десяти людей. Эти лица Гарольд сразу узнал — как узнал бы их всякий, кто смотрел телевизор в последние три дня.
И только потом он заметил небольшой кассетный магнитофончик и газовые баллоны с открытыми вентилями, подключенные к автоматической электронной системе.
Ужасная догадка пронзила его мозг с быстротой молнии.
— Привет, Крамп, — сказал магнитофон. — Нехорошо рыться в чужих вещах в отсутствие хозяев. Я и не думал, что ты такой мудак. Пока, Крамп!
Вслед за этим Гарольд Вернер Каспер Крамп, женатый последние тринадцать дет на Марсии Монтойя и по совместительству — любовник Лили-тигрицы, последовательно прошел через три состояния.
Вначале он невероятно удивился.
Затем, когда взрыв газа разнес комнату, мгновенно спалил и перчатки, и кожу на его руках, обуглил его череп и выжег глаза, — он едва успел ужаснуться и подумать, каким же дураком он был.
И наконец, он умер.
ГЛАВА 32
Томас отвел Питера обратно в бар. Перед этим он спрятал пакет с рубашкой Полы Джонс, а другой, со шлангом, сунул во внутренний карман куртки. Веселье в баре продолжалось. Кажется, никто не заметил их возвращения, как прежде — отсутствия.
Он усадил ребенка за стол, потом принес листок бумаги в клеточку и карандаш. Остальные передавали друг другу бутылки и сухое печенье, в то время как Нина и Перл, изображая импровизированный танец, терлись друг о друга в центре бара. Томас сделал мальчику знак не обращать на них внимания.
— Когда я был маленький, я часто оставался один, и отец придумал для меня игру, чтобы мне было чем занять мозги. Она как раз подходит для таких ситуаций, когда не с кем поговорить или просто не хочется разговаривать.
Питер внимательно слушал.
— Мне эта игра очень нравилась, — продолжал Томас. Он наугад разбросал по клетчатому листку множество точек и пояснил: — При каждом ходе ты имеешь право присоединить только одну точку. Задача в том, чтобы соединить ее с четырьмя другими горизонтальной, вертикальной или диагональной чертой. (Он провел ломаную линию, соединяя пять точек.) Вот так. — И протянул Питеру карандаш. — Цель игры — провести максимальное количество линий. Если хватит сообразительности, ты сможешь заполнить ими всю страницу. Но будь внимателен: это сложнее, чем кажется на первый взгляд, и на это может уйти несколько часов. Нужно проявить максимум сообразительности.
Питер пристально смотрел на него, не говоря ни слова.
— Мой рекорд был — сто девяносто семь, — сказал Томас. — Как ты думаешь — сможешь его побить?
Ребенок кивнул.
— Отлично. Тогда давай приступай. Если проголодаешься — просто возьми со стойки все, что захочешь.
— Ты уходишь? — прошептал мальчик.
Томас на мгновение положил руки ему на плечи и слегка сжал их.
— Ненадолго, — вполголоса ответил он. — Ты же знаешь,
Питер уже углубился в изучение листка бумаги.
— Угу, — ответил он, не поднимая головы.
