манер и определенное обаяние не могли остаться незамеченными ее сеньором. Увы.
– Послушай, не смей больше вмешиваться не в свои дела, – попыталась Рамона урезонить гувернантку. – Сеньор Луис Альберто в смятении. Места себе не находит от того, что ты ему тут наболтала.
– Конечно, я понимаю его, ведь сказала ему правду.
– Ты не должна совать нос в чужую жизнь. И вот еще что: я не хочу, чтобы ты входила в кабинет к сеньору Луису Альберто, когда он один.
– Боитесь, он увлечется мной? Успокойтесь, он думает только о Марианне, – вздохнула Сара.
– Для тебя она сеньора Марианна, – одернула Рамона.
– Ладно, как вам угодно. Хотя, конечно, меня бы больше устроило, если бы он ее не любил. – Лучше уж богачей развлекать, чем прислуживать им за жалованье. Деньги – вода, и даже если будут платить очень много, все равно их никогда не хватает. Поэтому, если мне представится подходящий случай, я им безусловно воспользуюсь.
– Ты потеряла всякий стыд, девушка! Подходящий случай? Какой же, например?
– Ну, скажем, если хозяин этого дома предложит мне познакомиться поближе, я соглашусь. Ужасно хочется побывать на месте этой сумасшедшей!
Луис Альберто, как и собирался, на следующий день перед работой поехал в клинику, где его уже ждал доктор Суарес.
– Я почти не спал всю ночь, мне необходимо было встретиться с вами, извините за частые визиты, но обстоятельства…
– Слушаю, сеньор Сальватьерра.
– Давайте говорить прямо, доктор. Может иметь необратимые последствия нервный стресс, который пережила моя жена?
– Нет, разумеется, нет, сеньор. Если бы это было в самом деле так, мир превратился бы в сумасшедший дом.
– Как вы считаете, моя жена предрасположена к таким болезням?
– Нет, не думаю, у нее просто слабая нервная система, не выдерживающая постоянных нагрузок.
– А это может передаваться по наследству?
– Нет, тоже не думаю.
– Доктор, а вы могли бы заверить меня, что болезнь Марианны в дальнейшем не перейдет в более опасные формы? У нас могут быть здоровые дети?
– Видите ли, я вообще не думаю, чтобы у Марианны это могло повториться. Если мать в нормальном, не стрессовом состоянии, то и дети у нее должны быть здоровыми.
– Но, доктор, вы можете дать мне в этом гарантии?
– На жизнь, на смерть, даже на здоровье вам не даст гарантии сам господь бог, – засмеялся Суарес.
– И что же, с Марианной такое может снова случиться в любой момент?
– Нет, не думаю. Но иногда бывает, подобное повторяется.
– И она может родить больного ребенка?
– Это исключено, но, в принципе, жизнь подбрасывает нам всякие каверзы.
– Значит, нам больше нельзя иметь детей?
– Я уже говорил, что у вашей жены был временный кризис, но современная наука располагает массой средств, которые ставят человека в таких случаях на ноги.
– Но могут случаться рецидивы? – снова настойчиво допытывался Луис Альберто.
– Нет, нет, не надо так думать, сеньор Сальватьерра. Вы не можете из-за каких-то предрассудков пренебрегать своим счастьем и счастьем своей жены.
– Уверяю вас, Марианна будет иметь все, что нужно. Вернется в наш дом, потому что я люблю ее, но я все же думаю, что рискованно заводить детей, потому что это может быть чревато последствиями.
– Еще и еще раз утверждаю, сеньор, что подобные болезни не передаются по наследству, – терпеливо повторял доктор. – Марианна, конечно, переживает, вспоминая пропавшего ребенка, но, в принципе, она поправляется.
– Бедная Марианна! Мне можно ее повидать?
– Я скажу, чтобы она пришла. А вам советую быть с ней очень внимательным, терпеливым, любящим, тактичным.
– Понимаю, доктор. Смею вас уверить, наш разговор не встревожит ее.
Луис Альберто видел, как Марианна постепенно оправляется от перенесенного потрясения. Да, доктор прав, ей значительно лучше. Но сомнение, зароненное в его душу словами этой, судя по всему, прагматичной особы, прочно укоренилось в мнительном сознании сеньора Сальватьерра. Каждый раз он пристально вглядывался в лицо Марианны. Ей это было одновременно и приятно, и тревожно: уж не наложила ли болезнь столь неизгладимый отпечаток на ее черты, что муж не сводит с нее глаз…
– Я тебя люблю, – Луис Альберто поцеловал ее.
– Как раньше?
– Сильнее.
– Я очень изменилась? – с грустью вопрошала она.
– Нет, нет, ты все такая же, Марианна! – уверял Луис Альберто. – Забудем прошлое. Мы же договорились, нельзя жить в вечных терзаниях. Я виноват и раскаиваюсь, подумаем-ка лучше с тобой о будущем. Хорошо?
– Мое будущее? – вдруг залилась Марианна потоком слез. – Мое будущее…
– Что с тобой, Марианна? Какая боль в глазах! Ты так и не можешь меня простить?
– Нет, нет, что ты, Луис Альберто, это все из-за сына. Мне так тяжело! Господи, что я наделала, я потеряла его…
– Прошу тебя, не думай о случившемся. У нас еще будут дети. Так и доктор говорит…
– Нет, нет, не говори об этом! Мне нужен тот, которого я потеряла. Прости меня, Луис Альберто, у меня сдают нервы, ничего не могу поделать с собой.
– Да, я вижу, но не беспокойся. Тебе не надо сдерживать себя, плачь, если грустно, смейся, если тебе хорошо.
– Мне… смеяться? О, Луис Альберто, смогу ли я когда-нибудь вновь… даже улыбнуться. Я ужасная, Луис Альберто, ведь правда?
– Что за глупости ты говоришь, Марианна. Для меня ты самая лучшая в мире.
– Нет, ты ошибаешься. Я очень плохая. Что же это за мать, которая отдает своего ребенка. А я отдала его. – Слезы градом скатывались по щекам Марианны. – Я отдала его, Луис Альберто, отдала, подарила… А теперь, Луис Альберто, уходи, пожалуйста. Я не достойна твоего сострадания. – Я отвратительная. Я гораздо больше тебя виновата во всем.
– Да нет же, уверяю тебя, дорогая, нет!
– Я виновата, Луис Альберто, уходи.
– Нет, Марианна, успокойся, пожалуйста, любовь моя. Я не могу уйти, оставив тебя в таком состоянии. Приди в себя. Ты должна выздороветь. Обязательно. У нас впереди много счастливых дней, я это обещаю тебе.
– Нет, я никогда не буду счастливой, пока не найду своего сына! Луис Альберто, ответь мне на один вопрос: ты думаешь, что я сумасшедшая?
– Нет, клянусь богом, я так не считаю, Марианна!
– И все равно я хотела бы сойти с ума, чтобы забыть все, что со мной случилось.
Так уж случилось, что самым близким человеком в доме, кроме Марианны, стала для Луиса Альберто, после отъезда родителей, Рамона. Как он ненавидел ее когда-то, как боялся встречаться взглядом с ее проницательными глазами, которые будто насквозь видели всех и все. Она являлась для него и олицетворением всех злых начал – ведь узы, связывающие ее с Эстер, были зловещими и никогда не ждал он добра от этой женщины…
А теперь она стала поверенной всех его бед и несчастий; с ней, не таясь и не опасаясь, говорил он о Марианне, своих печалях и заботах. Вот и об этом решении, которое внезапно пришло ему на ум, он
