— Свердловская труппа если и уступает московский, то ненамного. Мухтарова и Бадридзе были переманены в Москву из Свердловска. Попасть в Свердловскую оперу — все равно что выдержать экзамен на отлично! Когда-то Свердловская опера была под покровительством уральских золотопромышленников, денег на нее они не жалели — ну, с тех пор так и идет: хорошая школа, декорации, костюмы… словом, традиция.
Обыкновенно оперный сезон открывался оперой 'Аида', но свердловцы привезли только оперы русских композиторов и многие ростовчане, в том числе и я, страшно жалели, что не услышим в их исполнении этой прекрасной оперы. Они открыли сезон 'Борисом Годуновым'. Постановка была изумительной; один эпизод был особенно замечателен. Когда Борис, в полном царском облачении, вышел, показав свое согласие на царствование, в зале поднялась такая овация, какой я никогда не слыхала до этого. Многие аплодировали стоя. Конечно, предполагалось, что публика аплодирует костюму Бориса, который действительно был не бутафорский, а царский из музея, но я — и я уверена, что и многие другие, — аплодировали появлению русского царя!
Свердловская опера оправдала свою репутацию, не менее хорошо была поставлена 'Русалка'. Обстановка, утварь в княжеских хоромах и одежда, очевидно, были сделаны еще в дореволюционные времена. Удивительно, как это Москва их еще не обобрала.
В то время, когда Свердловская опера еще гостила в Ростове, к нам приехал на несколько дней папа. Он никогда не видел настоящего балета, и я пошла доставать билеты на идущее в следующий вечер 'Лебединое озеро'. К моему великому огорчению, все билеты на ближайшие дни были распроданы, но после моих усиленных просьб кассирша сказала, что если мы согласны сидеть сзади всех в директорской ложе, то она, сочувствуя моему желанию привести папу, продаст нам еще два лишних билета туда. Я, конечно, согласилась.
Когда мы пришли домой после спектакля, Сережа спросил папу, как ему понравился балет?
— Очень красиво, — сказал папа, — действительно повидал сказку наяву! Только вы посмотрите на нас внимательно, видите: у нас с Валей шеи вытянулись и стали, как у лебедей!
— Да… немного заметно. Вы что, под влиянием музыки старались подражать лебедям, вытягивали шеи?
— Нет, мы вытягивали шеи, чтобы увидеть сцену из-за голов сидящих впереди. Хотя, возможно, Валя и подражала немного танцующим лебедям, ведь в школе она была почти что прима-балерина.
С балетом у меня было знакомство в раннем возрасте. В школе уроки физкультуры проводила бывшая балерина, небольшого роста очень подвижная женщина, лет сорока пяти. Сверх программы она готовила к школьным праздникам: красивые ритмические упражнения, отдельные танцы из больших балетов — самыми популярными были 'Умирающий лебедь' и 'Молитва Шамиля' — и также небольшие балеты, хореографом которых она была сама. В ее балетах я несколько раз участвовала; первый раз, когда мне было десять лет. Не помню, как назывался балет или в чем там была суть, — я изображала цветок — мак. Отлично помню, какой прекрасный костюм соорудили для меня из туго накрахмаленных красных тряпок! Свое последнее участие в школьном балете я помню хорошо. Я тогда была уже в последнем классе и изображала королеву в танце 'Свобода'. Меня выбрали на такую важную роль потому, что у меня были длинные волосы, а принцессы в сказках всегда изображаются с длинными кудрями. В постановке этого балета учительнице помогала жена инженера нашего депо, ее дочь танцевала роль 'свободы', и для моего, королевского, наряда мать 'свободы' приспособила свое бальное платье (возможно, единственное сохранившееся еще от царских времен в Кропоткине) . Костюмерам пришлось долго повозиться, чтобы сделать его, временно, подходящим для меня. По-видимому, за основу танца самой свободы был взят знаменитый танец Дункан с красным флагом, так как наша свобода тоже танцевала босой. Этот балет, после исполнения его на празднике в школе, был два раза показан в железнодорожном клубе перед большой аудиторией железнодорожников, и это наполнило наши сердца гордостью. Во время репетиций учительница объясняла нам, какими движениями показывать: горе, радость, ужас и т.п.
Свою любимую оперу 'Аида' я также услышала в первый раз в очень непретенциозной постановке, студенткой первого курса, на сцене летнего театра в Краснодаре. Декорации и костюмы были очень примитивны, трудно сказать: хорошо ли пели местные артисты, но впечатление на меня и подругу было потрясающим. Впечатление было усилено еще и потому, что мы не знали либретто, не знали, как драма кончится. Мы с замиранием сердца ждали ответа Радам ее а на обвинение в измене, мы так боялись, что он не выдержит, а музыка подчеркивала глубину его преступления, не выдержит и начнет оправдываться или отнекиваться. Потом я слышала 'Аиду' в Мариинском театре, но такой свежести впечатления уже не было.
Я думаю, много вот таких балерин из кордебалета, старающихся претворить в жизнь свою мечту — создать собственную постановку, — разбросано по нашей родине. И сколько певцов из хоров самодеятельности, тоже выполняя свое заветное желание — спеть Радам ее а, создавали местные оперные труппки и прививали детям в провинции вкус и любовь к опере и балету.
13
Два года назад умер старший брат Сережи Лева и оставил после себя большую библиотеку. Лева был замечательный человек. До революции он учился в Лазаревском институте, готовившим главным образом студентов к дипломатической карьере. Революция не дала ему кончить института, но несколько лет, проведенных в нем, дали Леве солидные знания истории, международного права и иностранных языков. Специальный интерес и способности к языкам заставили его пойти учиться в Лазаревский институт. Еще будучи гимназистом, он без помощи учителя выучил английский язык, который не учили в гимназии.
Кроме нескольких европейских языков, он также знал арабский. Прочесть и понять прочитанное он мог на любом европейском языке. В последние годы жизни он работал библиотекарем и переводчиком в исследовательском институте и, не будучи женатым, все свои деньги тратил на книги. Его комната была буквально наполнена книгами; вдоль всех стен были сделаны книжные полки, письменный стол стоял у окна, а кровать посреди комнаты, так как у стен для нее не было места. Он никогда не готовил и не ел у себя в комнате.
Библиотеку он собрал особую. Большую часть книг он покупал у частных лиц или у букинистов, и ее можно было грубо разделить на три части: самая большая часть — это мемуары и исторические книги, главным образом о русской революции. Он собрал почти все, что было издано в России по этому вопросу, а в первые годы после революции, при Временном правительстве и год или два после октябрьского переворота, когда была объявлена и соблюдалась 'свобода печати, совести и религии', было издано много книг: воспоминаний и документов, большинство которых было изъято в последующие годы. Большевики в то время еще не овладели техникой цензуры, а может быть, им было не до того. У него был, например, 'Отчет комиссии Временного правительства по расследованию преступлений царского режима'; был стенографический отчет допроса большевиками известного террориста Б. Савинкова, полный отчет суда над генералом Колчаком; 'Дни' Шульгина и другие книги, достать которые в библиотеках было невозможно.
Вторая часть его библиотеки состояла из книг иностранных классиков, много лет не издававшихся в России: Стендаль, Дюма, Данте, Бальзак и другие. Третью, самую любимую часть, составляли книги о Наполеоне. Наполеон был его героем. Он считал его величайшим человеком в истории, главным образом как законодателя и государственного деятеля, человеком, который остановил 'кабак' французской революции, и, конечно, великим полководцем. О Наполеоне он мог говорить часами, если находились слушатели. О своем герое он начал собирать книги, когда был еще студентом, покупал, кажется, все, что мог найти напечатанного о нем, и собрал порядочное количество, многие — на иноземных языках.
Умер Лева внезапно, от разрыва сердца, в тот год, когда ему исполнилось сорок лет, за несколько месяцев до рождения Наташи. Он ожидал ее рождения и собирался быть ее крестным отцом.
Когда Лева умер, его библиотеку сложили в ящики и поставили в сарай, а когда родители Сережи купили себе дом в Ессентуках и должны были перевозить вещи, библиотеку решено было продать, но до этого всем членам семьи предложили выбрать для себя те книги, какие им хочется иметь. К великому нашему сожалению, мы не могли взять много, всего, что нам хотелось бы. Квартира у нас небольшая, и у
