Эмпириомонизм

Арифметическое время и геометрическое пространство характеризуются своей полной однородностью, непрерывностью и безграничностью; для всех этих основных черт нет почвы в индивидуальном опыте, в котором вырабатывается только «физиологическое» время и «физиологическое» пространство, неоднородные в своих частях, лишенные непрерывности и конечные по своей величине. Точно так же в индивидуальном опыте нет почвы для всеобщих объективных отношений причинности, а могут сложиться только привычные отношения последовательности явлений, отношения частного характера.

Таким образом, формы «объективности» опыта суть формы его социальной координации, а «объективный опыт», вообще, опыт социально-организованный[46]. Всякие «объективно существующие» тела и процессы являются продуктом социального согласования восприятии и представлении, «переживаемых» отдельными людьми и «выражаемых» высказываниями. Таковы и «живые тела» — физиологические процессы, то, что называется «физиологической стороной» жизни. Как видим, тут нет никакой особой «стороны» жизненного процесса, а только особый тип группировки того же материала, какой имеется в предыдущих двух фазах понятия жизни (жизнь во «внешнем восприятии» различных живых существ и, конечно, в соответствующем их «представлении»). Это результат коллективной гармонизации тех бесчисленных «отражений», которые порождаются одними жизненными комплексами в других.

Благодаря этой гармонизации достигается то, что «объективное» представление жизни (как физиологического процесса) все в большей мере начинает соответствовать ее действительному, непосредственному содержанию. Психоэнергетика впервые создает настоящий познавательный параллелизм между жизнью, как комплексом переживаний, и ее отражением в социально-организованном опыте[47]. В то же время отношение между жизнью в ее непосредственном содержании и между жизнью, объективированной для познания, оказывается принципиально то же, что между каким бы то ни было комплексом опыта и его отражением в другом комплексе. Тут не остается места никакому дуализму. Это точка зрения эмпириомонизма.

С этой точки зрения как нельзя более просто и понятно, каким образом для каждого человека, кроме его собственного непосредственно психического опыта, существует также психический опыт других людей, и вообще других живых существ. Этот чужой опыт, как мы знаем, конструируется на основании высказываний. Воспроизводя чужое «сознание», психика действует по типу фонографа. Воспринятые вами высказывания других людей представляют своеобразное «отражение» их переживаний, отражение очень «непохожее», но функционально зависимое от «отражаемого», — точно так же, как черточки на валике фонографа «не похожи» на отразившуюся в них мелодию, но функционально зависимы от ее строения. И как эти черточки при движении фонографа служат исходной точкой «воспроизведения» мелодии, т. е. собственно второго ее отражения, более с ней сходного, чем первое, так чужие высказывания при ассоциативной деятельности сознания служат исходной точкой «воспроизведения» чужих переживаний, т. е. второго их отражения, более с ними сходного, чем первое. Чужой психический опыт в нашем познании есть отраженное отражение непосредственных переживаний других существ.

В предыдущем мы показали, что стройная и гармоническая концепция опыта возможна только в том случае, если мы за всякой физиологической организацией жизни будем принимать «ассоциативную» организацию переживаний — если признаем полный параллелизм жизни в «объективных» и «субъективных» ее проявлениях. Другими словами, всякий «физиологический» процесс должен рассматриваться как обнаружение, «высказывание» ассоциативных, непосредственных комплексов (мы назвали бы их «психическими», если бы с этим термином не соединялось обыкновенно представление об известной сложности переживаний).

Не следует ли распространить этот принцип, кроме живой природы, также на всю «мертвую», неорганическую? Для последовательного монистического мышления это неизбежно, но только как познавательная тенденция; конкретно же осуществить ее мы в настоящее время почти не в силах. Фонограф только тогда может правильно воспроизвести мелодию, когда игла его движется в среде, достаточно сходной с тою, в которой мелодия была воспринята (т. е. с атмосферою). Поместите фонограф в воду или в безвоздушное пространство — и воспроизведение записанных фонографом мелодий в прежней их форме не удастся ни в каком случае. То же относится и к «фонографической» деятельности психики. Наша психика тем менее точно воссоздает переживания другого существа, чем менее сходна она с психикой этого существа: несходство психической среды переживаний препятствует «пониманию» чужих высказываний. Нам удается еще до известной степени воспроизводить в своей психике различные переживания высших животных, и это познавательно полезно, так как помогает нам предвидеть их действия. Но уже по отношению к низшим животным сравнительно редко удается стать на точку зрения их психики, обыкновенно мы не «понимаем» их высказываний настолько, чтобы предвидеть что-либо на этом основании. Таким образом, уже здесь чаще приходится подставлять «физиологическое» вместо «психического», чем наоборот. По отношению к растениям самое понятие «высказываний» становится почти бесполезным; тем более бесполезно оно по отношению к неорганическому миру. Ассоциативные комплексы — это комплексы, определенным образом организованные; каким образом можем мы их подставить под неорганические явления, в которых вообще не находим организованности? Хаос элементов — вот в каком виде приходится нам представлять неорганический мир «в самом себе».

Первобытный анимист и современный поэт отнюдь не выходят за пределы законных приемов познавательного творчества, когда они «одушевляют» всю природу. Но научное познание из бесчисленных применений этих приемов выбирает только то, что может послужить к расширению человеческого «предвидения», т. е. в конце концов к возрастанию власти человека над природою.

III

Та элементарно простая и понятная концепция жизни, которую мы приняли, неминуемо должна встретить ряд возражений, с которыми мы и должны, по мере возможности, считаться заранее. Мы не обязаны, конечно, принимать во внимание те бесчисленные недоумения и противоречия, которые будут исходить из привычных дуалистических концепций или из метафизических оснований: первые потому, что дело идет как раз об устранении всякого дуализма, вторые — потому, что наша задача отнюдь не выходит за пределы гармонизации возможного опыта и, следовательно, не имеет к метэмпирии никакого отношения. Но явятся и такие возражения, которые будут стоять всецело на эмпирической почве; легко предвидеть те из них, которые должны представляться наиболее очевидными и естественными.

Прежде всего, может показаться странным, до какой степени велико в нашей концепции несходство между «отражением» и «отражаемым». Если «восприятие» живого существа А в сознании другого существа В есть отражение всего комплекса переживаний A в комплексе В, то это как будто слишком уж незначительное и непохожее отражение: колоссальный комплекс переживаний, охватывающий целый мир индивидуального опыта, с одной стороны, и незначительная зрительно-тактильно-акустическая комбинация элементов — с другой: что здесь общего? Ответить легко: общее здесь то, что всегда имеется общего между «отражаемым» и «отражением», насколько известна нам связь опыта; это общее — функциональная зависимость «отражения» и «отражаемого». Зависимость эта достаточно определенна и полна, чтобы существо В, на основании своего восприятия А, могло «понимать» А, т. е. представлять себе, с приблизительной верностью, его непосредственные переживания и их изменения, нередко даже очень незначительные. Иного «сходства» мы и ожидать не можем. Какое «сходство» между переменой погоды и между движением ртутных столбиков барометра и термометра? Между тем для метеоролога это достаточно ясные «отражения». И притом здесь еще скорее можно было бы ожидать некоторого непосредственного сходства между отражаемым и отражением, потому что дело идет о влиянии одного неорганизованного комплекса элементов — атмосфера — на другой, также неорганизованный — ртутный столбик: неорганизованные комплексы должны «отражать» друг друга с наименьшим, так сказать, сопротивлением. Напротив, комплексы организованные, т. е. стройные, устойчивые, сохранявшиеся под различными влияниями, должны «отражать» эти влияния в наиболее «измененном» виде. Сложившаяся организация жизни отнюдь не простое зеркало для ее среды.

Но, скажет читатель, даже для чисто функциональной зависимости тут дано слишком мало. Человек живет, положим, страшно интенсивной жизнью; за самое короткое время его психика испытывает целые