Армен улыбается, кивает, меняет кассету в камере.
Худенькая блондинка.
– А сын ничего не знает, сказали – уехала мама, вместе с бабушкой. Ему четырнадцать лет.
Следующая – фатальная женщина.
– Я знала и режиссеров, и артистов. И многих других. Ваша как фамилия?
– Мартиросян…
– Вы какие кинофильмы снимали?
– Этот первый будет… Дебют. А вы эту девушку не знаете?
На большом столе стоят чашки, кофейник, пепельница. Ильяс и Армен сидят друг напротив друга, курят. Перед Арменом куча исписанной бумаги, какие-то рисунки.
– Он в Бога не верит? – задает Армен странный вопрос.
– Он в бабло только верит.
Армен продолжает что-то задумчиво чертить.
– В колдовство, сглаз, порчу не верит он?
– Не знаю, брат.
– Что он любит?
– Кошек! Кошкодер – ему погоняло дано…
– Кошек… А что он не любит больше всего?
– Русских он не любит. Генерала как зовут, памятник во Владике есть?
– Ермолов.
– Генерал Ермолов этот его прапра… короче, дедушку его деда повесил. Очень у них в роду это запомнилось.
Армен затягивается, думает.
– Боится чего-нибудь?
– Конечно, боится, наверное… Это только у меня страха нет, – улыбается Ильяс.
Большая оранжевая мусоросборочная машина остановилась у контейнеров в квадратном дворе семнадцатиэтажек. Леша спрыгнул, выдернул пульт, зад зашевелился. Отмеренным рывком он толкнул контейнер к захватам, нажал кнопку, и железный ящик опрокинуло в мусоросборщик. Кое-что высыпалось мимо, Леха подтолкнул следующий, свистнул в сторону четырех собак, бесстрастно ожидающих окончания процедуры, и кинул им пакет из-под сиденья. Они скромно приблизились, подхватили приготовленную колбасу и ушли, не задерживаясь. Пока содержимое контейнера утрамбовывалось, он набрал номер на мобильном и подвез последний ящик, что было видно по маленькому телевизору в кабине. А камера, соответственно, стояла на верхней раме кузова.
– «Большой и малый джихад», – прочитал он в трубку название зеленой брошюры, выпавшей из контейнера. – «Путь воинов Аллаха». Восьмой микрорайон, улица Академика Варги, одиннадцать, корпус три или девять, корпус один.
Прессовочный механизм загрохотал.
– Чего? – не расслышал Леха. – Да нет, здесь татары, наверное, живут… Ну, кости бараньи… Так свежие! Праздник татарский как называется? Ну вот, байрам… Вот вчера и был этот уйрам-байрам, телевизор смотришь?
Захваты сомкнулись в третий раз и вознесли в воздух контейнер.
– Казань, 1999, типография имени Фотиевой, заказ 237.
Леха нажал отбой, подобрал, что просыпалось, и закинул в кузов вместе с брошюрами.
Собаки деловито и без ссор заглотали колбасу между гаражами и двинулись дальше дружной четверкой.
Замелькал грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов…
На задний двор теплоэлектростанции, где стоит знакомый «мерседес», въезжают еще две машины. Минуту они просто стоят, потом открываются двери и выходят люди. Из «мерседеса» выходит Ильяс, навстречу ему – человек из прибывших, очевидно – главный. Они здороваются, начинают разговаривать.
Некоторое время спустя Армен, который сидит на переднем сиденье, видит, как Ильяс удрученно качает головой и подает печальный знак. Из «мерседеса» выводят седого бледного человека в мятом костюме. На шее намотана веревка. Он покорно следует за своим провожатым, как на поводке, даже не пытаясь дернуться.
Главный из прибывших и его бойцы, онемев, смотрят на двоих людей, идущих к железной опоре высоковольтной линии.
– Что за человек, Ильяс? Я первый раз его вижу…
– Кто-то должен отвечать за это, Арик. Некому отвечать больше…
В седом человеке мы узнаем актера Владимирцева. Ему на голову провожатый надевает желтый целлофановый пакет с нелепым рисунком мультипликационного кота, веревку перекидывает через балку.
