Мятный поросенок

Мама отломила хлебную корку, запекшуюся поверх жестяной формы, намазала маслом и дала Полл.

- А это и есть правда, пожалуй. Женщины нечасто бывают такие раз­умные, как Сара, притом всерьез и надолго. А уж мужчины и того реже. А если бы и нашелся один такой, он бы, скорей всего, ее испугался. Но кабы в этом все дело! Когда она только-только поступила учительницей, бабушку Гринграсс паралич разбил, и тете Саре пришлось и в школе часы отдавать, и за матерью ухаживать. А это, доложу я тебе, р а б о т а! Круп­ная была женщина миссис Гринграсс, ростом под шесть футов и поперек себя почти столько же. И голос как труба. Правила всем домом, не выле­зая из постели. На том конце улицы слышно было, как она отдает прика­зы. А исполнять их приходилось Саре, да и весь дом на ней, младшим еще надо было школу кончать - тоже ее трудами. Так что куда уж там замуж, они бы все пропали без ее заработка, никто больше ничего не получал. Правда, Гарриет давала уроки, но сколько она приносила - воробья не прокормишь. Притом, обрати внимание, Сара вовсе не жаловалась. Она говорила, что это ее долг и ее радость - заботиться о своей матери, кото­рая действительно немало потрудилась на своем веку. Старуха Гринграсс долгое время работала главным кондитером в здешней пекарне, а значит, в какой-то мере надсмотрщиком над другими пекарями, но она и себя не щадила. Трудно жила и трудно помирала - так про нее говорили.

- А сколько тебе было лет, когда ей палец отрубили?

- О, я была еще маленькая, но слышала про это, конечно. А когда она умерла, этот ее палец, можно сказать, втянул меня в хорошенькую неприятность. Неужели я никогда не рассказывала?

Полл покачала головой, а мама глянула на нее и села напротив, по дру­гую сторону плиты.

- Так, так, припоминаю. Саре было тогда лет двадцать шесть, а мне, стало быть, двенадцать - достаточно взрослая, между прочим, чтобы соображать, что к чему. Моя мама пошла помочь Саре: когда в доме покой­ник, всегда уйма работы. Я тоже пришла туда после школы, а они уже си­дят в гостиной, пьют чай. Увидев, что путь свободен, я - по лестнице и на­верх. Дело в том, что я ни разу как следует не разглядела этот ее палец­ - случая не было, а уж теперь, думаю, последняя возможность! Однако я ведь и покойников никогда до того не видывала. Словом, я сдернула с нее покров - ну и получила больше, чем мне бы хотелось. Нет, лицо у нее было совсем не страшное, но когда я к ней притронулась, она оказа­лась холодной и твердой, как доска, и я так испугалась! И со всех ног вниз, в сад, да так и оставила ее непокрытой. В саду я просидела до темноты, а потом вошла в дом как ни в чем не бывало. Мама уже ушла, не знаю ку­да, а Сара сидела в кухне и что-то шила. Она меня и спрашивает: «Эми­ли, ты была наверху?» Я отвечаю: «Нет». Тогда она еще раз: «Ты в этом уверена? Вполне?» А когда я ответила, что да, уверена, она только гля­нула на меня в упор и снова за шитье. Ну, думаю, надо улизнуть поти­хоньку. Но только я направилась к двери, она мне и говорит: «Будь так добра, Эмили, принеси мне мой наперсток серебряный. Я его наверху оставила, на сундуке, в передней комнате». То есть как раз там, где миссис Гринграсс лежала мертвая. А между прочим, уже совсем стемнело, и я ду­мала, что помру со страху, но Сара с этим не посчиталась. И что же, пошла я наверх, туда...

Полл почувствовала, что у нее мороз по коже.

- Но это же было подло с ее стороны!

- Не думаю. Если б я только сказала ей правду, она бы меня тут же отпустила, но я упорствовала в моей лжи и, значит, должна быть наказана. Ты же знаешь свою тетю Сару! Она сама скорей умрет, чем сделает что­-либо нехорошее, но и от других ожидает того же. Конечно, жить по ее меркам нелегко, да еще когда она рядом. Но мы уж постараемся, верно?­ - Мама сурово поглядела на Полл. - Почему ты затеяла эту драку?

Полл была захвачена врасплох: она думала, что это дело уже забыто.

- А что тебе сказала тетя Сара?

- Сказала, что ты с кем-то сцепилась, но что тебя довели.

- Они так издевались над Тео! - Полл снова загорелась гневом.­ - Этот Ной Багг! Он обозвал Тео гномиком. (Мама вздохнула.) Как ты ду­маешь, Тео подрастет когда-нибудь? Он от этого такой несчастный!

 Мама сказала:

- Ну а если это будет единственным несчастьем в его жизни, то, счи­тай, ему повезло.

Мама нередко отпускала такие суровые замечания, и, хотя ничего осо­бенного она в виду не имела, Полл все равно чего-то испугалась. Может быть, она подумала про маленькую девчонку, которую послали куда-то на­верх, где лежала в темноте мертвая старуха. А может, в кухне стало тем­но, и, когда мама поднялась, чтобы зажечь керосиновую лампу, Полл по­казалось, будто мир вокруг нее полон неведомых опасностей, бесформен­ных, но грозных, как эти тени по углам...

ГЛАВА 4

Прошла неделя, и на Тео свалилась не­приятность покрупнее, чем та, которую пришлось вытерпеть от Ноя Багга. Тетя Сара связала ему шерстяной жи­лет, розовый, и Тео должен был надеть его в школу. Вещь из толстой мягкой шерсти, хорошенький такой, кружевной вязки.

Мама сказала:

- Сара, наверное, сидела над ним ночи напролет, как это мило с ее стороны! Она обещала, что второй такой же будет готов к тому времеии, когда этот потребует стирки. - Она глянула на отчаянную гримасу сына и добавила, уговаривая: - Твоя тетя Сара беспокоится, как бы ты не под­хватил простуду, погода вон какая холодная, промозглая!

- Лучше заболеть, чем носить э т о, - сказал Тео. - Девчачья жакет­ка. Лучше умереть.

Он и правда был в полном отчаянии. Даже во сне его преследовал из­девательский смех одноклассников-мучителей, приплясывающих вокруг и сверлящих его глазами: «А мы видим, а мы видим, что на тебе, малютка Тео Гринграссl» Он молил бога о чуде: вот бы пожар, и все спаслись бы, но дом чтобы сгорел, и с ним ненавистный жилет!.. Однако его молитва не была услышана. В первый же школьный день он увидел на стуле в но­гах своей кровати эту позорную одежду. Тео надел ее и спустился к зав­траку, мечтая, чтобы земля разверзлась и поглотила его.

Полл попробовала его утешить:

- Да никто ее и не увидит у тебя под одеждой, эту поддевку. Никто и не узнает.

- Но я-то знаю!

Он размазывал кашу по тарелке, слезы выступили у него на глазах.

Мама глядела на него беспомощно.

- Сара так добра к нам, Тео, - промолвила она. - Я не могу ей ска­зать, что ты не будешь этого носить.

- Ладно, ну, ладно! Я же ее ношу, эту гнусную вещь, разве она не на мне?!

И слезы закапали в недоеденную кашу. Полл тоже заплакала, из со­лидарности. Мама сказала:

- Ох, ну вы и пара!..

Она стала из-за стола, удалилась в кухню и стала там греметь грязны­ми мисками в раковине, производя гораздо больше шума, чем обычно. Джордж, которому надо было пораньше в школу, поднялся, закинул ра­нец за спину и сказал:

- Ради бога, Тео, неужели ты не видишь, что ты ее огорчаешь? Не будь таким ребенком!

- А я и есть ребенок! - отвечал Тео мрачно и при этом икнул ему вслед.

А Джордж, уже выходя из дому, окликнул маму:

- Мама, молочник пришел!..

Мама вышла из кухни, вытирая руки, ворча себе под нос. Она прошла к выходу, но забыла прихватить со стола сине-белый молочный кувшин; уже из-за двери она крикнула Полл, чтобы принесла. Подойдя к двери, Полл услышала:

- Рановато опоросилась старая свинка, так вот не хотите ли мятного поросеночка, миссис Гринграсс?