— Но ведь ты хочешь, чтобы я сделал что-то особенное, правда? А как же я этому научусь, если ты даже не говоришь, что именно я должен сделать? Ты же не молодеешь с каждым днем, и чем дольше ждать, тем больше времени пропадает зазря, — если ты, конечно, вправду хочешь, чтобы я чего-то добился, с теми знаниями, которые ты мне дала, Бирна. Или на которые намекаешь.
— Ух, несносный мальчишка! Превратить бы тебя в козла — потому что ты и есть мерзкий молодой козел, — уж я бы поглядела, как тебе это понравится! — огрызнулась Бирна, обозленно тряся головой.
Ивар поспешно сотворил за спиной один-два охранных знака. Кто знает, на что способна старуха! На глазах у него она совершала немало диковинного, а было еще и то, о чем Ивар лишь догадывался и даже не смел спрашивать. Кто она — просто удачливая травница, знающая заговоры плодородия, или некто совсем иной? Когда Ивар прямо спрашивал, уж не из альвов ли она, Бирна никогда не отвечала, а сразу начинала огрызаться.
Однако на сей раз Ивар решил немного подразнить ее.
— Вот еще что я хотел бы знать, — вкрадчиво начал он, незаметно пятясь поближе к двери, чтобы при случае успеть удрать. — Ты вот как-то помянула фюльгью, животный или птичий облик, который может принимать всякий альв, и я давно уже подозреваю, что обращаешься в косоглазую серую лисицу, которая почти каждый день шпионит за мной. А если ты умеешь это делать, почему бы не научить меня? Или скиплингам этого не дано?
— Ах ты дерзкий негодник! — Бирна бросила чесать шерсть и проворно метнулась к Ивару, но он вылетел из двери, точно рысак на скачках, и завернул за угол дома, исчезнув из ее поля зрения, но не из пределов слышимости.
— Эй ты, невежа! — визгливо надрывалась Бирна. — Я же знаю, что ты там, за углом, прячешься! Вижу, ты решил, что все наше ремесло — пустяки, смешки да бирюльки? Ничего, я тебе покажу!.. Уж больно ты обнаглел, пора научить тебя страху.
Ивар настороженно выглянул из-за угла, несколько озадаченный ее тоном. Бирна вернулась к чесанию шерсти и не обращала на него внимания; губы ее были недвусмысленно поджаты. Прежде старуха порой припугивала его, но лишь для того, чтобы заставить присмирнеть; теперь же Ивар чуял, что тут дело нешуточное. Лучше убраться до вечера с глаз долой — может быть, тогда Бирна позабудет о своей угрозе.
Два года ученичества Ивар все свободное время бродил по холмам и оврагам близ Белого Мыса. К этому времени он неплохо изучил окрестности и знал, что древние холмы таят немало любопытных тайн былого. Он бродил около могильных курганов, таких древних, что никто бы и не вспомнил, кто там погребен, возле каменных кругов и одиноких стоячих камней, установленных в незапамятные времена неведомыми, но живыми руками. Правда, Бирну сердил его интерес к этим камням, и она строго-настрого велела Ивару держаться от них подальше, сказав только, что это дорожные столбы, возведенные неведомо для какой целя давно забытым народом.
Когда вечером этого дня Ивар вернулся, чтобы подоить коров и заняться обычными домашними делами, он старался держаться поскромнее и не задавать слишком много вопросов. Бирна, к его огромному облегчению, как будто совсем позабыла о своих словах.
Шли дни, и Бирна постепенно позволяла Ивару не только помогать ей, но и действовать самому. Так минуло полгода, и Ивар был доволен, хотя и понимал, что старуха еще хранит от него немало тайн.
Как-то вечером в начале зимы они возвращались домой. Было темно, хотя день едва клонился к закату, и к тому же стоял туман, так что Ивар не особенно удивился, когда Бирна свернула с тропы.
— Бирна, ты не ошиблась? — окликнул он.
— Разумеется, нет. В последний раз я ошиблась много лет назад, и эта ошибка едва не стоила мне жизни. С тех пор я ошибок не делаю: они отнимают слишком много времени и стоят слишком дорого. Иди за мной, не отставая ни на шаг. Если ты сейчас заблудишься, страшно даже вообразить, какой бедой это может обернуться.
Ивар вдруг припомнил давнюю угрозу Бирны научить его страху. В такой вечер это воспоминание было не из приятных, и он, прикусив язык, поспешил за старухой. Она шагала бодро, не выказывая ни малейшего признака дряхлости и ломоты в спине и коленях, немощи, на которую постоянно жаловалась. Ивар задумался над этим и лишь сейчас осознал, что Бирна при нем ни разу не проявила телесной слабости.
Наконец она остановилась и, протянув руку, коснулась стоячего камня. Мурашки пробежали по спине Ивара, когда он понял, что они оказались в древнем каменном кругу. Незаметно для себя он вцепился в край плаща Бирны и меньше всего на свете собирался его отпускать.
— Бирна?.. — прошептал он. Старуха, уйдя в себя, стояла как вкопанная. Открыв глаза, она толкнула Ивара за камень:
— Стой смирно и помалкивай. Здесь сейчас кое-что произойдет, а ты не двигайся с места. — И она отошла прочь, к вершине холма.
Оробевший Ивар съежился за высоким камнем, не решаясь ни прижаться к нему вплотную, ни отдалиться. Волосы у него встали дыбом, словно где-то поблизости стягивались грозовые тучи.
Затем впереди, во тьме, у одного из камней замерцал свет. Вспыхнуло пламя костра, и Ивар впился в него затравленным взглядом птицы, зачарованной змеей. Внезапно он осознал, что за костром во мраке проступает черный силуэт, смутные очертания человеческой фигуры. Лицо скрывал капюшон. В одной руке человек сжимал причудливой формы резной посох, увенчанный головой гадюки с горящими красными глазками. Окончательно воплотившись, незнакомец повернул голову, пристально вглядываясь во тьму, и у Ивара сумасшедше заколотилось сердце. Чужак, казалось, глядел именно туда, где он затаился. Затем человек шагнул к центру круга, где виднелся приземистый могильный холмик, и отблеск огня замерцал на вещах и украшениях, которые висели у него на груди и поясе. Теперь Ивар разглядел его бороду и часть лица. Он содрогнулся: этот облик напомнил ему кое-что весьма неприятное. Прошлым летом торфорезы нашли в болоте труп, неплохо сохранившийся под действием каких-то снадобий. Лицо чужака напомнило Ивару лицо того мертвеца: высохшая кожа обтягивает кости черепа, в глубоких глазных впадинах стынет мгла.
Чужак раскрыл сумку, похожую на ту, что носила при себе Бирна. Обряд, который за этим последовал, должен был поднять из могилы мертвеца — Ивар узнал это, когда-то без спроса сунув нос в заклинательную книгу Бирны.
Чародей вынул из сумки свиток пергамента и палочку, покрытую рунами. Он начал водить этой палочкой над могилой, нараспев произнося слова, написанные на пергаменте — насколько понял Ивар — кровью самого чародея. Еще несколько заклятий прибавилось к колдовскому речитативу, и наконец могильный холм зашевелился и всколыхнулся.
До слуха похолодевшего Ивара донеслись бормотание и нечеловеческие стоны, но он даже шевельнуться не мог, не то чтобы удрать. Чародей продолжал творить заклятие, не смущаясь ни странными звуками, ни жутким видом головы, показавшейся из-под земли.
— Лоример, Лоример! — застонал хриплый голос. — Дай мне покоиться в мире!
Лоример запел быстрее, и рука с палочкой проворней задвигалась над могилой. Мертвец поднимался все выше — бесформенное существо, с огромным шишковатым черепом и остатками волосатой шкуры, кое- где свисавшей с костей. Когда комья земли едва не осыпались назад в могилу, Лоример проворным движением отгреб их прочь; когда надо будет снова зарывать могилу, упавшие в нее комья нельзя будет заменить другими.
— Зачем ты опять тревожишь меня? — простонал мертвец. — Отчего не даешь телу покоиться в земле?
— Оттого что оно может мне пригодиться, — отвечал Лоример, прервав заклинание в тот миг, когда мертвец еще наполовину был в земле, — и тот задергался, безнадежно пытаясь высвободиться. Лоример протянул мертвецу чашу, которую тот с жадностью схватил обеими руками и осушил в три больших глотка, не замечая, что темная влага заструилась по его подбородку.
— Кровь всегда развязывала тебе язык, — заметил Лоример.
— Ну тогда валяй, спрашивай! — проворчал мертвец уже куда бодрее. — Два вопроса — и все. Лоример подался вперед:
— Как могу я обратить Свартара, короля черных гномов, против его старого друга и союзника, владыки
