же самое подумал он, когда впервые увидел Эммелин?
– И она устроила мне весёлую охоту. Своим кокетством она вскружила мне голову, нет, просто свела с ума, как сводила с ума всех, кто её знал.
Алекс мог бы оспорить утверждение, что Мальвина Хенли когда-нибудь очаровывала кого- либо своими грубоватыми манерами. Вот Эммелин… В общем, это совсем другое дело. Она, несомненно, обладала обаянием, которого хватило бы на дюжину жён.
– Разве вы не почувствовали то же, когда встретили леди Седжуик? Не почувствовали сердцем, что в ней есть то, что изменит вашу заурядную жизнь, даст вам повод каждую минуту думать о том, что она сейчас делает? – Роулинз вздохнул. – Всё это я понял в первые же двадцать четыре часа знакомства с Мальвиной. Я понял, что в моей жизни никогда не будет никакой другой женщины, кроме этой, что я отдам все на свете, чтобы она была со мной.
«Влюбиться с первого взгляда? Это невозможно», – хотел было сказать Алекс хозяину дома, однако в этот момент часы пробили один раз, и он понял, что прошли его собственные двадцать четыре часа с Эммелин.
Как можно было отрицать, что его жизнь окажется такой же? И вдруг Седжуик ясно понял, о чём говорил виконт. Но Боже, как он пожалел об этом.
Эммелин сидела рядом с Мальвиной, и виконтесса до боли сжимала ей руку, пока акушерка занималась своим делом.
– Он идёт неправильно, – заявила пожилая женщина. – Его нужно повернуть. Другого способа нет.
Мальвина снова закричала, когда подошла ещё одна болезненная схватка.
– Она не должна тужиться, – пояснила акушерка, обращаясь к Эммелин. – Природа велит ей тужиться, но вы не должны ей этого позволять.
– Не тужиться, – повторила Эммелин. Но как, чёрт побери, выполнить распоряжение акушерки? С трудом высвободив руку, она взяла салфетку, лежавшую возле миски, намочила её в холодной воде и протёрла влажный лоб подруги. – Мальвина, вы не должны тужиться.
Не слушая её, виконтесса продолжала стонать и кричать.
– Отвлеките её, миледи, – приказала рассерженная акушерка. – Заставьте её думать о чем-нибудь другом. О чем-нибудь таком, что по- настоящему разозлит её.
Мальвина снова застонала, не обращая внимания на окружавших её людей и на слова акушерки, и тогда Эммелин, глубоко вздохнув, забралась в огромную постель и, устроившись рядом со своей подругой, взяла в ладони её лицо.
– Мальвина, Мальвина! – требовательно заговорила она. – Послушайте меня.
– Я умираю, Эммелин. Я этого не вынесу. Скажите Роулинзу, что я его любила. Я была счастлива стать его графиней.
Эммелин поняла, чем отвлечь Мальвину, и усмехнулась.
– Мальвина, вы не можете себе позволить умереть. Вы оставите ребёнка на воспитание своей свекрови? Леди Тоттли?
Упоминание о матери Роулинза привлекло внимание Мальвины быстрее, чем демонстрация новых шляп на Бонд-стрит, и, как и просила акушерка, разозлило её, как не могло бы разозлить ничто другое.
– Леди Тоттли? – удалось ей выдавить.
– Кому же ещё нанимать няню и воспитателей, как не леди Тоттли?
– Нет, – прищурившись, прохрипела Мальвина, – никогда.
– То-то же. Не забывайте о наследнике. А если у вас будет девочка? Вы хотите, чтобы эта старая карга воспитывала вашу дочь? Выбирала для неё пансион? Представляла её королеве?
– Ни за что! – Упёршись локтями в матрац, Мальвина приподнялась на кровати.
Но Эммелин не собиралась останавливаться на этом.
– И вы понимаете, что графиня не успокоится, пока Роулинз снова не женится – на этот раз по её воле.
Это было уже слишком. Мальвина прищурилась, наморщила лоб и, взглянув на акушерку, спросила:
– Что я должна делать?
Молчание лишало Алекса присутствия духа больше, чем крики, а оно продолжалось уже несколько часов. Виконт и барон бодрствовали, но каждый погрузился в свои думы, и лишь редкие приглушённые крики и звуки движения наверху выводили их из этого состояния.
Когда первые рассветные лучи коснулись крыш Ганновер-сквер, дверь в библиотеку наконец отворилась, и в комнату вошёл дворецкий Тоттли:
– Милорд, вас хотят видеть наверху.
Роулинз бросился к двери, а потом так же резко остановился.
– Седжуик… мне кажется, я не смогу… Может быть, вы не сочтёте за труд пойти со мной?
Алекс был готов покачать головой и отказаться от жуткого зрелища, которое вполне могло ожидать их. Но там оставалась Эммелин, и ему хотелось знать, как она… в общем, ему хотелось её увидеть. Возможно, она даже нуждалась в нём – как ни странно, обнаружил Алекс, он очень надеялся на то, что Эммелин, сильная и решительная Эммелин, могла нуждаться в его поддержке.
И, выпрямившись, он кивнул Роулинзу и последовал за ним в утреннем полумраке.
Ещё тёмный дом, казалось, затаил дыхание точно так же, как это делает земля, когда первые проблески света постепенно охватывают горизонт, прогоняя ночь и возвещая торжество солнца.
В это замершее словно в ожидании время они поднимались по лестнице, чтобы увидеть, что приготовила им за ночь судьба.
Они не успели дойти до двери нескольких шагов, когда их ушей коснулся незнакомый звук. Но это был не крик женщины, мучающейся от боли, а плач ребёнка. Громкий и настойчивый, он оповестил всех и каждого, что бесконечные ночные страдания не были бесплодными.
– Ребёнок, – с безмерным удивлением произнёс Роулинз.
– Ваш ребёнок, – сказал ему Алекс, почувствовав радость за виконта и… зависть к нему.
У двери стояла экономка, и у неё по лицу текли слезы.
– Чудесный малыш, милорд. – Она открыла дверь, и перед мужчинами предстала сцена, от которой у них обоих по щекам тоже побежали слёзы.
В комнате на большой кровати по-королевски возлежала леди Роулинз, держа на руках пищащий свёрток.
– Входите, Роулинз, и посмотрите на свою дочь.
– Моя дочь? – прошептал он, медленно и с опаской входя в собственную спальню, словно прежде никогда не бывал в этой комнате.
– Простите, что это не сын, – усмехнулась Мальвина и похлопала по кровати рядом с собой.
– У неё ваш характер, – взглянув на ребёнка, пошутил Роулинз, радостно улыбаясь. – Что ещё мог бы я пожелать? – Он нежно поцеловал жену в лоб и глубоко вздохнул, как будто всю ночь сдерживал дыхание.
Алекс отвернулся, чтобы не мешать им, и его взгляд немедленно остановился насидевшей в кресле Эммелин. Её глаза были остекленевшими и безжизненными, она была бледной и зыглядела так, словно стала свидетелем того, что было недоступно её пониманию.
– Эммелин, – склонившись к ней, Алекс похлопал её по эуке, – Эммелин, вы в порядке?
– О, Седжуик, вы бы видели её. Было очень трудно, но ей удалось это сделать. С ребёнком все хорошо, и с ней тоже. Спасибо, что разрешили мне прийти сюда.
– Её милость должна благодарить вас, мадам, – вмешалась акушерка, не давая Алексу ничего сказать. – Думаю, если бы вас здесь не было, она с этим не справилась бы. Я приняла не одну дюжину родов, милорд, – обратилась она к Алексу, – и утверждаю, что счастливым финалом, который вы здесь видите, мы обязаны вашей жене. Благодаря ей у роженицы появилось желание жить и силы преодолеть трудности, – заключила акушерка, вытирая руки.
– Я ничего не сделала, – возразила Эммелин, – у меня нет опыта в таких делах.
– Не скромничайте, – сказала акушерка, – вы дали ей силу и желание жить, когда она уже почти сдалась. Я разбираюсь в таких вещах, и если женщина сдаётся, она, как правило, погибает.
– Мальвина все сделала сама, – покачала головой Эммелин.
– Можете настаивать на своём, но я знаю правду. – Акушерка снова посмотрела на Алекса. – Когда настанет очередь вашей супруги, пошлите за мной. Для меня это будет честь. – Женщина закончила собирать инструменты, аккуратно сложила их в кожаную сумку и, прежде чем уйти, обратилась к Эммелин: – Позвольте спросить вас, миледи, что такого сказали вы леди Роулинз, что помогло ей выжить? Это профессиональный интерес.
Эммелин покраснела, а с кровати послышался смех Мальвины, которая, должно быть, услышала вопрос акушерки.
– Не смейте повторять ни слова, Эммелин Денфорд, ни единого слова!
– Никогда, Мальвина, – усмехнулась Эммелин, – обещаю.
– Во всяком случае, полагаю, это были хорошие слова. – Роулинз взглянул на Алекса.
– Безусловно. – Алекс понимал, о чём говорил виконт: то, что было сказано этой ночью, решило её исход.
Все четверо весело рассмеялись.
– Как мы её назовём? – спросил жену виконт Роулинз, приподняв уголок одеяла, чтобы взглянуть на дочь.
– Лусинда. – К Мальвине снова вернулась её прежняя привычка командовать. – Лусинда Эммелин Уитерспун.
Глава 10
Домой Алекс и Эммелин возвращались под руку. Когда они вошли в особняк, там было так же тихо и пусто, как и на всей Ганновер-сквер. Весь дом ещё спал, и только Симмонс, верный и всегда терпеливый, ожидал в холле их возвращения.
– Милорд, миледи, как дела у леди Роулинз?
– Прекрасно, – ответил Алекс. – Сегодня утром она родила чудесную дочку, леди Лусинду Эммелин Уитерспун.
Это обрадовало Симмонса, он приветливо кивнул Эммелин, полностью осознавая честь, выпавшую ей и в определённой степени этому новейшему пополнению высшего света.
– А как себя чувствует леди Роулинз?
– Неплохо. Когда мы уходили, она составляла заявление от имени леди Лусинды о приёме в пансион благородных девиц, который принадлежит мисс Эмери. – Седжуик засмеялся. – По-видимому, выбор хорошего пансиона нельзя откладывать или пускать на
