– И за этим ты меня звал? – сердито бросила Кабират, направляясь к выходу.
– А ты, может, думала, что я любезничать с тобой собираюсь? – Соси хватанул жену за бок.
– Перестань! – Кабират тихонько отстранила его руку. Но Соси не унимался. Он облапил Кабират и потянул ее к себе. – Ты не с ума ли сошел, старый? Ишь чего захотел.
– А ты разве ничего не хочешь? – прижимая ее все крепче, шептал Соси.
– Вададай, совсем спятил! Отпусти меня. – Кабират рванулась и выскользнула из его объятий.
– Ну ладно, ладно, – примирительно сказал Соси. – На-ка вот, отнеси домой сахар. – Соси протянул жене мешок с сахаром. В нем было около пуда.
– Зачем? Они же привезли сахар.
– Тот я забрал сюда.
– Для чего?
– Он лучше – крупнее и тверже. Ингуши такой любят. Продам поскорее да подороже.
– Небось это те крошки, что в углу лежали. Возьми такой сахар себе.
– Не кричи! – замахнулся на нее Соси. – И что же, что крошки? Сахар ведь все равно колоть надо. Какая разница?
Кабират, не говоря больше ни слова, вышла. Соси, кляня отца, ее и всех предков, понуро поплелся за ней, прихватив мешок. Войдя в дом, Кабират тотчас подошла к двери маленькой комнатки.
А Эсет в это время изливала Хусену свое горе. Рассказала, что жених сегодня же придет к ним в дом и сегодня или в ближайший понедельник собирается забрать ее к себе.
Хусен слушал ее молча и мысленно уже строил план, что он предпримет. «Нельзя терять ни минуты, – думал он, – надо спасать Эсет, увезти ее. Она моя и никому другому принадлежать не может».
Мысль лихорадочно работала. Быстрый конь домчит их до Ачалуков, а там найдется, где спрятать Эсет. Это на первый случай. Потом они вместе с Исмаалом решат, как быть дальше. Хусен уверен, что старший товарищ поможет ему, все поймет…
– Вот такие дела, – закончила Эсет свой рассказ. – Скоро услышишь о моей смерти. Лучше руки на себя наложу…
Она сказала это так спокойно, что Хусен содрогнулся. «Бедная, – подумал он, – до какого же отчаяния надо дойти, чтобы с такой готовностью смотреть смерти в глаза».
– Нет, Эсет! Не дам я тебе умереть! – крикнул он а с ловкостью канатоходца подпрыгнул, перевесился через плетень и протянул ей руки, – Ну-ка, берись!
Эсет не сразу поняла, что он собирается делать.
– Зачем? – спросила она.
– Затем, что надо. Кончилась твоя жизнь в этом доме! Давай скорей руки!
– Прямо сейчас?
– Потом будет поздно.
– Эсет, где ты? Иди домой! – донесся от дома голос Кабират.
Хусен потянул Эсет на себя. Она, чтобы помочь ему, уперлась носками в щели, но тут что-то вдруг треснуло, и вслед за тем повалился прогнивший навес над плетнем.
– Отпусти. Теперь я и сама справлюсь, – сказала Эсет.
Она хотела спрыгнуть, но Хусен взял ее на руки и опустил на землю.
– Беги к гойбердовскому плетню, я подъеду туда.
В другое время Эсет едва ли набралась бы смелости ночью ходить по чужим огородам. Но сейчас ею владел только один страх – перед тем, что ждет ее дома, если она вернется.
Хусен понимал, что уехать, не сказавшись матери, равносильно тому, что оскорбить ее. Но можно ли медлить в таком положении. И он вывел коня из сарая и оседлал его.
– Ты что собираешься делать? – услышал Хусен совсем рядом голос матери.
Мгновение он молчал, не зная, что ответить.
– Я кому говорю?
– Нани, мне необходимо уехать, – сказал Хусен виновато.
– Почему так вдруг, что за спешка?
– Очень надо, нани, я не могу не ехать, – упрашивал он, боясь, как бы мать не схватила коня за повод, как в ту ночь, когда громили поместье Угрома.
– Очень надо? – усмехнулась Кайпа и покачала головой.
– Поверь мне, нани. Да и Исмаал будет волноваться из-за коня. Ездить на нашей кляче ему не очень-то приятно.
И Кайпа, как ни странно, отпустила его, только сказала:
– Ты бы хоть перекусил, у меня уж все готово!
Хусен удивился и обрадовался неожиданному миролюбию матери.
– Нани, милая, – сказал он, обняв ее за плечи, – что бы пи случилось – хорошее или плохое, стерпи, родная…
Кайпа ласково посмотрела на сына, а сама подумала: «Бог с ним, пусть едет. Каково ему, бедному, пережить такое. Ведь он любит Эсет, и пусть лучше его не будет здесь при этом сватовстве, не то не миновать беды!»
Хусен спешил. Он и так слишком долго задержался с матерью, как бы в доме Соси не поднялся переполох, тогда и погони не миновать.
Не знал Хусен, что, на их счастье, едва Кабират собралась на поиски дочери, во двор въехал жених. Оказывается, решено было все покончить в одну ночь: и сватовство, и явление[60] жениха. Это, конечно, не по обычаю, но делать нечего, время смутное, каждый час всякое может случится. И потому Соси с двумя стариками сватами так надумали.
Едва ли весть о том, что Эсет против воли родителей тайком убежала из дому и вышла замуж, произвела бы большее впечатление, чем сообщение о прибытии жениха. Все побросали свои дела и кинулись глазеть на него. Собрались парни, которым не сегодня-завтра придется выступать в этой роли, а потому не грех поучиться, как надлежит жениху вести себя в доме невесты, прибежали женщины – будет пища на неделю: посудачить о достоинствах и недостатках зятя Кабират. Тут же крутились ребятишки. Уж им-то все одно: каким бы ни был жених – косой или, быть может, рогатый – раздал бы побольше денег.
Хусен тронул коня. Кайпа пошла следом.
– Когда же ты теперь приедешь? – спросила она.
– Скоро, нани, скоро! – поторапливая коня, он выехал со двора и, обогнув плетень Гойберда, скрылся.
Кайпа отчетливо слышала звук постепенно удаляющегося цокота копыт. И вдруг все смолкло. «Может, решил отложить отъезд до завтра?» – одновременно и обрадовалась и встревожилась Кайпа. Но вот она снова услышала конский топот, теперь уже явно стремительный, и, глубоко вздохнув, пошла в дом.
Эсет ни жива ни мертва сидела, прижавшись к плетню, когда вдруг услышала приближение всадника. Она поднялась, и Хусен увидел ее, укутанную в шаль. Он остановился, Эсет протянула к нему руки, и тут раздался окрик Гойберда:
– Кто там?
Эсет в испуге хотела спрыгнуть назад в огород, но Хусен, перегнувшись, схватил ее за талию, приподнял а посадил на коня.
Гойберд застыл на месте, когда мимо него пролетел всадник с девушкой впереди. В ту же минуту вспомнил о своей Зали. «Нет, это не Зали, – успокаивал он сам себя. – Кому бы пришло на ум увезти мою дочь, которой даже одеться-то толком не во что? А если это все же она? Ведь с моего двора увезли. Чужой бы девушке зачем приходить в мой двор?»
Гойберд стремительно направился к дому. Честно говоря, он бы даже хотел, чтобы этой девушкой оказалась Зали. Подгоняемый своими думами, Гойберд, прежде чем поговорить с Кайпой, завернул к себе. Страшную весть должен сообщить он Кайпе; такое лучше поздно узнать, чем рано.
Войдя в дом и увидев свою дочь разжигающей огонь в печке, Гойберд недовольно скрипнул зубами и тотчас вышел.
– Ты куда, дади? – крикнула ему вслед Зали.
– В могилу! – буркнул он, не оборачиваясь…
