Лыжня голубеет за ними,И друг догоняетИ просит: — Пойдем по раздолью! —И алый румянец играетПод черною-черною смолью!1969
ТРИ ТРАВЫ
Улица Асеева
Шел по Москве задумчиво, рассеянно,Не видя и не слыша никого,И вдруг читаю — улица Асеева,И оживился — я ведь знал его!Он посвящал мне строчки нежные,Беседой продолжительной дарил,За рифмы выговаривал небрежные,За смелость и за образы хвалил.— Вы, батенька, большою дверью хлопнули,Когда вошли решительно в наш цех,Пробились к солнцу сквозь туманы плотные,Вам нелегко достался ваш успех!Все существо его стихами грезило.О, как любил он пушкинскую речь!Он старился, но только тронь поэзию —Он рыцарь, и в руках сверкает меч!А улица его лежит у рынка,Прислушиваясь к разным голосам,В том уголке, где старая старинкаДала дорогу новым корпусам.На улице его не умолкаетЖивая речь, живой поток людей.Асеев понемногу привыкаетК новорожденной улице своей!1967
В послевоенном селе
Сердце сжало мне чувство мгновенное,Как увидел я послевоенное,Исковерканное село,Слезы брызнули, скулы свело.Добрый аист над крышей соломенной,Попаданьем снаряда проломленной,Затевает гнездо и семьюИ зовет меня: — Сядь на скамью!А скамья оказалась нетронута,Несмотря на наличие фронта,На губительную шрапнельИ еще кой-чего пострашней.Сел, гляжу, а крылечко обуглено,
