Франции, но и из других государств, как правоверные мусульмане едут в Мекку, и по многу часов стоят здесь у своих мольбертов – и ранним утром, и днем, и даже ночью, при свете фонарей. Стоят в жару и в холод, зимой и летом.
Узенькая улочка Лепик, на которой каким-то чудом еще сохранились две настоящие мельницы и разместилось множество крохотных бистро, ведет к самой вершине холма. В холодные вечера в этих бистро отогреваются за чашечкой кофе художники, журналисты и многочисленное племя жриц любви.
Именно здесь, на Монмартре, возникли первые бистро. Пришедшие в 1814 году в Париж русские казаки нетерпеливо поторапливали вальяжных парижан коротким и хлестким словом «Быстро!». От него и пошли эти дешевые мелкие харчевни, в которых и поныне обслуживают клиентов мгновенно.
На площади Тертр, от которой всего ничего до базилики Сакре-Кёр, – постоянно настоящее столпотворение. Эту площадь целиком занимают уличные художники. Мало кто из них является членом какого либо общества, товарищества или ассоциации. Это никем не организованное и ничем не связанное между собой братство. Карандашом ли, кистью они создают здесь, на глазах у прохожих, свои маленькие шедевры. Во всяком случае, каждый из них убежден в этом. Любителей оказаться владельцем своего живописного портрета всегда оказывается немало. Рисуют художники с натуры и, завершив свою работу, тут же продают свой труд очередному заказчику. Тем и живут. Кто впроголодь, а кто спустя время вырывается из нищеты и приобретает всемирную известность.
Почти возле каждого художника можно увидеть своеобразную рекламу его таланта: планшеты, на которых мастер разместил несколько лучших своих работ, портретов или этюдов с изображением причудливых улочек Монмартра.
Павел медленно проталкивался сквозь толпу ротозеев, окружающих художников. Те из них, кто в данный момент не был занят, предлагали прохожим свои услуги. Павел улыбнулся, представив себе свой портрет, нелегала и разведчика, выставленный на всеобщее обозрение.
Никуда не спеша, он обошел всю площадь. Здесь все было ему интересно. Разные художники, разная мера таланта, отсюда и такие разные по выразительности лица на портретах. Охотнее всего заказывают свои портреты молоденькие девушки, и редко кто из художников, даже самые талантливые из них, не избегают соблазна приукрасить их лица. Пустенькие личики, пухленькие губки, глазки-пуговички, красивенькие цветные виньетки вокруг. И поэтому все девичьи портреты у разных художников больше походили на карамельные святочные открытки.
Мужские портреты у хороших художников отражали характеры. Павел выхватывал взглядом в этой галерее наиболее выразительные лица. Вот пожилой мужчина с рублеными чертами лица, в свитере грубой вязки. Моряк или геолог. Человек, немало повидавший на своем веку, упрямый, основательный, надежный. И еще один портрет. У того же художника. Хитроватый прищур глаз, взгляд угодливый, торопливый. Во всем облике что-то лисье. Чиновник? Маклер? Всего шесть портретов выставил художник на рекламное обозрение. Но каждый портрет – характер.
Возле этого художника Павел задержался подольше. Ему понравилось, как он работал. Легко и быстро набрасывал на лист ватмана контур портрета, затем долго и тщательно прорабатывал детали, цепкими глазами вглядываясь в лицо натуры. На своем рекламном планшете он поместил всего четыре портрета: три мужских и один девичий. Очень тонкая, изящная работа.
Понаблюдав за работой художника, Павел отправился дальше, к базилике. Сделав несколько шагов, он внезапно остановился. Даже не сразу понял, почему. Но, подчиняясь какому-то подсознательному чувству, он торопливо вернулся к художнику, за работой которого только что наблюдал. Тот уже закончил портрет и, вложив его в большой конверт, передал немолодой женщине, явно не горожанке. А Павел тем временем вновь взглянул на планшет, еще раз остановил свой взгляд на единственном в галерее портрете девушки. И его охватило волнение. Нет, этого не могло быть! Почему он не заметил этого сразу, с первого же взгляда? На него с портрета смотрела девушка, поразительно похожая на Таню Щукину.
В природе бывают двойники. И все же, если внимательно присмотреться, между ними всегда найдешь разницу. Здесь же была Таня. Та же прическа с кокетливой прядью, брошенной на лоб, та же ямочка на подбородке, те же глубокие серые, только Тане присущие, с игривым прищуром глаза.
Никаких сомнений у Павла не осталось. Если это не какая-то случайность, не невероятная игра природы, тогда это действительно была его Таня.
Постепенно он начал что-то понимать. Вспоминая ее, он ведь так и предполагал, что она может быть здесь, в Париже, и даже втайне верил в случайную встречу на какой-нибудь парижской улице. Вот она и произошла, эта встреча. Ничего невероятного. Можно было только предположить, что в один из дней Таня была здесь же, на Монмартре, на этой уютной крохотной площади Тертр, и этот парижский художник нарисовал ее портрет. Но почему она не забрала его? Или художник специально для своего рекламного планшета сделал копию? Что знает о ней этот художник? Возможно, они знакомы? Или вдруг она попросила доставить портрет ей домой и оставила ему свой адрес? Как выяснить все это, владея всего лишь несколькими десятками французских слов?
Выждав, когда заказчица уже покинет художника, Павел кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.
– Месье хочет заказать свой портрет? – спросил художник по-французски, цепким профессиональным взглядом рассматривая его лицо.
– Пардон, месье… муа дезире… черт, узнать, выяснить, – растерянно пробормотал Павел.
Поняв языковые затруднения незнакомца, художник сказал:
– Говорите по-русски.
– Вы – русский? – ошеломленно спросил Павел.
– Чему вы так удивляетесь? В Париже всегда было много русских. Сейчас, в связи с известными вам событиями, их стало много больше, – спокойно ответил художник. – Что вы хотели спросить?
– Этот портрет… – Павел указал на портрет Тани и взволнованно спросил: – Чей он, этот портрет?
– Моей заказчицы.
– Я понимаю… глупый вопрос. Но, может быть, вы случайно знаете, кто она. Ну хотя бы ее фамилию?
– Извините, но не в моих правилах разглашать фамилии моих заказчиков, даже если я их случайно знаю. Тем более, как вы понимаете, мне нужны их деньги, а не их фамилии. Как правило, они знают мою фамилию, я их – нет.
– Ну, может быть, вы хоть что-то знаете об этой девушке? – взмолился Павел. – Это для меня очень важно.
– Тогда расскажите, – попросил художник. – Расскажите, почему это для вас важно?
– Да-да, конечно. Скажите, но вы действительно сможете мне помочь?
– Это зависит от того, что вы мне расскажете, – безжалостно и твердо ответил парень, и затем добавил: – И, конечно, если я вам поверю.
Павел понял, что он не может открыться незнакомому человеку, несмотря даже на то, что тот, похоже, знает Таню и смог бы ему помочь ее разыскать. Не имеет права. Кто может сказать, как этот парень себя поведет после его исповеди? С кем он связан? Какие отношения у него с отцом Тани, полковником Щукиным, который, надо полагать, тоже находится в Париже? И какие отношения у него с Таней? Что, если он в нее влюблен? Это более чем возможно: в нее нельзя не влюбиться. И тогда Павел оказывается его соперником, а соперника, как известно, лучше убрать с дороги. Какой способ он для этого изберет?
Павел с грустью подумал, что не стоит ему испытывать судьбу и лучше всего как можно быстрее удалиться.
– Ну что же вы! – настойчиво и нетерпеливо сказал художник. – Рассказывайте!
А что, собственно, Павел может рассказать о себе такого, чтобы тот ему поверил? Для этого парня он – незнакомец. Что бы он ни рассказал, парень в равной степени может ему поверить, а может и нет. Скорее всего, не поверит. Иное дело, если он расскажет что-то о Тане. Причем, только то, что знает лишь небольшой круг лиц. Но что? Что он знает такого, чего не знают многие.
Ему вспомнилась давняя прогулка с Таней по вечернему Харькову после посещения оперы «Кармен». Был сказочный осенний вечер, и Таня вдруг распахнула ему свою душу, разоткровенничалась. Она рассказала тогда о их жизни в Петербурге, потом – в Харькове. Здесь она училась в институте благородных девиц. Нет, это не то. Обычная судьба девушки определенного круга. А нужны индивидуальные подробности.
