сон.
6
Марийка заказала такси на шесть часов, в семь она должна была вылететь в Бостон.
В половине шестого она разбудила дочь. До своего отлета она должна была все рассказать Лайзе об Иштване. Дочь имела право это знать, она была плотью и кровью Марийки.
— Мам, что ты делаешь? Ведь еще только… — Лайза посмотрела на часы заспанными глазами.
— Я знаю, знаю, еще рано, извини, что разбудила тебя. Мне нужно кое-что тебе рассказать. Это еще одна трагическая новость, привезенная твоим дедом вчера.
Лайза приподнялась в постели и протерла глаза.
— Что еще случилось?
— Дело в том, что… Сейчас, я соберусь с мыслями… — Марийка пыталась найти нужные слова.
— Мам, ты разбудила меня черт знает в какую рань и сама не знаешь, что хочешь сказать. У тебя предменструальный синдром или что-то в этом роде. Я ложусь спать.
Марийка рассмеялась.
— Даже в такой трагический момент моей жизни ты меня смешишь.
Лайза стала сползать с подушек и попыталась накрыться с головой одеялом.
— Твой дедушка не был моим родным отцом. — Марийка отдернула одеяло с головы дочери.
Лайза снова села и уставилась на мать.
— Мам, ты сошла с ума или накачалась наркотиками!
— Ни то и ни другое. Через несколько минут мне нужно уходить, меня ждет такси. Со мной может случиться все что угодно, самолет разобьется или что-то в этом роде, поэтому я хочу, чтобы ты знала…
— Знала что? О дедушке? Мама, возьми себя в руки, ты говоришь глупости. Просто ты волнуешься за дедушку. У него все будет в порядке.
Марийка взяла обеими руками Лайзу за голову и рассказала ей все, что узнала от отца накануне. Лайза слушала ее с недоверием, потом расхохоталась.
— Ничего не вижу в этом смешного, — холодно сказала Марийка.
— Все это какой-то абсурд, я не поверила ни единому твоему слову.
— Постарайся поверить и запомнить. И давай не будем сейчас спорить, поговорим после операции. Ты меня поняла? Тебе нужно время, чтобы это переварить.
Марийка услышала, что подъехала машина.
— Переварить? — с раздражением переспросила Лайза. — Я не могу это переварить. А ты, мама, что это для тебя меняет?
— Не знаю. Отец сказал мне вчера, что когда-нибудь я отправлюсь в Венгрию искать свои корни. Наверное, нам надо что-то сделать…
— Когда-нибудь! Когда-нибудь мы что-нибудь сделаем. — Лайза снова легла, когда мать вышла из комнаты, поцеловав ее на прощание. — Дедушка! Дедушка Чарли и дедушка Иштван! Бред собачий!
* * *
Джонатон организовал так, что в Бостоне Марийку встретил шофер, который должен был отвезти ее сразу в госпиталь, а ее вещи в доме Расселов на Бикон-стрит.
Палата, где лежал Чарльз Рассел, напоминала научную лабораторию из фантастического фильма — масса приборов, проводов и людей. Вокруг него суетились врачи и медсестры, вполголоса что-то обсуждая, словно размышляли вслух.
Марийку поразила такая атмосфера больничной палаты. Ей даже показалось, что отца уже нет в живых. Один из врачей отвел ее в сторону.
— Миссис Вентворс, дела обстоят не лучшим образом. Мы планировали провести еще несколько тестов перед операцией, но у вашего отца случился сердечный приступ.
Чарльз был в сознании, он почувствовал, что дочь находится в палате, и улыбнулся ей, сделал ей жест рукой, чтобы она подошла к койке, но врачи попросили ее выйти.
Марийка разыскала телефон и позвонила Лайзе в Нью-Йорк.
— Не жди два дня, как мы договорились, до операции. Думаю, тебе нужно вылететь прямо сейчас. Но в этом уже не было необходимости. Чарльз Рассел, любящий и внимательный отец, умер через полчаса, после того как Марийка вернулась в его палату.
Перед смертью он сказал:
— Я не боюсь, ты знаешь. Я воссоединюсь с твоей матерью и хочу этого всем сердцем. Марийка, пусть ты мне не родная дочь по крови, но лучшего ребенка трудно желать. Я очень любил тебя… — Он говорил чуть слышно, но она хорошо его понимала.
После смерти отца первой, кому Марийка позвонила, была Гортензия. Ей ничего не пришлось говорить, Гортензия все сразу поняла.
— Он умер? Так скоро… Марийка, хочешь я приеду?
Гортензия лучше, чем кто бы то ни был, поймет ее сейчас. Она вспомнила, как отец и Гортензия встретились впервые много лет назад в бостонском офисе.
'Омейли? Дорогая, с таким именем вам лучше заняться политикой!' С этого момента Чарльз стал называть ее 'мадам Омейли'.
Чарльз считал, что с ее способностями Гортензия могла бы стать 'бостонской Маргарет Тэтчер'.
— Марийка! — Голос Гортензии вернул Марийку к реальности.
— Извини. Нет, оставайся в Нью-Йорке, приедешь ко дню похорон. Помести сообщение о смерти в 'Нью-Йорк таймс'. Секретарь отца миссис Керри поможет мне в организации похорон.
— А Лайза?
— Она должна была уже выехать в аэропорт, но еще ничего не знает.
— Я так сожалею, Марийка… — Голос у Гортензии сломался, и она разрыдалась. Она любила Чарльза, беспокоилась о нем, а он даже не знал и теперь уже никогда не узнает. Она так и не призналась ему, теперь это и ее горе.
— Позвони мне, если что-то понадобится. — Гортензия справилась с собой. — Я все время буду у телефона.
— Я знаю, спасибо тебе. — Марийка повесила трубку.
Раньше она полагала, что человек, уже переживший смерть близких в семье, легче перенесет новую потерю, но так не случилось. Она осталась без матери еще маленькой девочкой, потом умер муж и вот теперь отец. Прошлый опыт не сделал горе менее острым. Нет лекарства от смерти.
Когда Джонатон позвонил на квартиру Чарльза Рассела два часа спустя, Марийка все еще была в административном офисе больницы. Служанка сообщила ему трагическую новость. Каждые полчаса он перезванивал на Бикон-стрит, пытался отыскать Марийку в больнице. Наконец он до нее дозвонился, разговор длился полчаса, а сказано было всего несколько фраз. Долгие паузы, сбивчивые слова Марийки, успокаивающие реплики Джонатона. Он хотел помочь и дал несколько полезных советов.
— Ты очень добр, подумал о стольких деталях, Джонатон, но я сама справлюсь. И Лайза будет со мной, секретарь отца, его служанка и повариха, которая прожила с ним двадцать пять лет.
— Хорошо. Ты уже сообщила Гортензии? — Он знал, насколько Марийка была близка со своим секретарем.
— Да. Она обзванивает всех знакомых, дает сообщение об умершем в газеты.
— Чем я могу помочь?
— Ты уже помог своей поддержкой, тем, что ты есть, мой друг.
— Можешь на меня рассчитывать, Марийка. Положись на меня, я приеду.
Три дня ушло на организацию похорон. Чарльз Рассел принадлежал к высшей элите Бостона, и
