— По-видимому, у него на душе кошки скребли с самого начала этой кампании. Как бы благоприятно для него ни оборачивались события, вторжение в Содеску — самая крупная операция, которую он предпринимал до сих пор. Он знает, что его ждет в случае поражения. — Бородов чиркнул пальцем себе по горлу.
— Судя по нашим источникам, — продолжил Урсис, ответив на приветствие охраны у главных ворот космопорта, — около двух недель назад он начал укреплять фланги и посылать дополнительные войска на подмогу оккупационным. — Глайдер вышел на продуваемое ветром шоссе и заскользил к центру Громковы. — Во всем генеральном штабе только у маршала ноф Вобока хватало духу возражать ему и настаивать на своем. Теперь он убит — совершенно случайно. — Урсис флегматично взглянул на свои лапы. — Порой кажется, что Вселенная хранит всех дураков, в том числе и медведей — и Содеска должна использовать это благодеяние на всю катушку.
— Самое время, чтобы двинуть на фронт новую технику, если таковая имеется, — кивнул Брим. — Мы нанесли врагу большой урон, когда получили ЗБЛ. Если бросить в бой несколько таких соединений да еще «Ростовики ЖМ-2», Облачники скоро поймут, какую ошибку они совершили.
— Верно, Вилфушка, — согласился Бородов. — Мы так и сделаем, поверь мне — процесс уже начался… — Но тут их прервал форейтор, постучав в стекло, отделяющее пассажирские места от водительского.
Бородов поднял брови — он, видимо, не привык к таким вольностям со стороны персонала, — однако все же тронул светящуюся пластинку, вделанную в деревянную оконную раму, и кивнул.
Форейтор тут же заговорил по-содескийски. Весь его облик выражал тревогу. Шофер одновременно разогнал «Рошов» до предела, маневрируя в потоке движения с обманчивой легкостью.
Вскоре Бородов тоже принял обеспокоенный вид, а за ним и Урсис. Когда слуга закончил говорить, старший медведь снова выключил громкоговорящую связь и с великой серьезностью сказал Бриму:
— Вилф Анзор, произошло нечто очень важное, хотя неизвестно пока, что за этим последует.
Бриму стало не по себе. Что могло так взволновать невозмутимых обычно медведей?
— Я слушаю, — сказал он.
— Весь верховный штаб без исключения отправлен в отставку — по личному указанию великого князя. Это величайшая военная чистка за последнее время. А Николая Януарьевича срочно вызывают в Зимний дворец.
Брим нахмурился, почти не замечая, как пролетают мимо на огромной скорости снежные поля, дачи и фермы.
— Как вы думаете, зачем?
— Понятия не имею, — ровным голосом ответил Урсис, рассеянно доставая свою большую трубку- земпа и начиная ее набивать. Закурив, он с усмешкой сказал Бородову:
— Как бы мне, Анастас Алексий, не пришлось пожалеть обо всей горькой правде, что я выложил твоему брату.
Бородов нахмурился. Система кондиционирования из-за трубки Урсиса работала на пределе.
— Я тоже подумал об этом.
— Что ж, теперь уже поздно, — заметил Урсис, глядя в окно.
— Одного я тебе не прощу, Николай Януарьевич, — проворчал Бородов. — Не для того мы с тобой столько пережили вместе за добрых тридцать стандартных лет.
— Больше чем за тридцать, дружище. Но я взрослый медведь и привык сам отвечать за себя. — Урсис хлопнул Бородова по плечу. — Кто знает? Может, он хочет повысить меня в чине.
— То ли повысить, то ли как раз наоборот. Я пойду с тобой, сколько бы ты ни спорил.
— Аристократ дубоголовый, — буркнул Урсис.
— Упрямый солдафон, — не остался в долгу Бородов. — Вилф, ты подождешь нас, или велеть шоферу доставить тебя в усадьбу?
— Подожду, — не колеблясь, ответил Брим. — Как же иначе? Но вот что: не позвонить ли Барбюсу? Этому молодчику часто бывает известно то, что больше никто не знает.
— Барбюс? — рявкнул Бородов. — А кто, по-твоему, позвонил нашему форейтору? Великий князь понятия не имел, где нас искать…
Устав как собака после космического перелета, Брим крепко спал в «Рошове», когда Бородов вернулся — один. Внезапно разбуженный, адмирал потряс головой и сел, содрогнувшись от холода, проникшего в дверцу лимузина.
— Где Ник? — спросил он.
Бородов, которому на вид можно было дать лет двести, плюхнулся на сиденье, понурил голову и пробормотал:
— Ты не поверишь, если я скажу.
— Во что не поверю? — воскликнул Брим, испугавшись за старого друга. — Что случилось? У Ника все хорошо?
Бородов поправил очки и улыбнулся.
— Вообще-то Николай Януарьевич жив и здоров, но…
— Но что?
— Вряд ли ему кажется, что у него все хорошо.
— Доктор Бородов! Что с ним случилось, в конце концов?
— Его повысили, — произнес Бородов, словно не совсем веря собственным словам.
— Повысили?
— Вот он пошутил на этот счет, а оказалось, попал в точку.
— Повысили, — повторил пораженный Брим.
— Да, теперь он маршал Г.Ф.С.Г., всего лишь. И отвечает за всю оборону.
— Чего-чего?
— Маршал Г.Ф.С.Г., — устало прошептал Бородов. — Великий князь поручил ему принять меры против вторжения Лиги.
— Матерь Вута! Если он не примет их быстро, это назначение обернется для него смертным приговором.
— Николай Януарьевич того же мнения, — мрачно хохотнул Бородов.
Они немного помолчали. «Рошов» по-прежнему стоял перед дворцом.
— А где он? — спросил наконец Брим. — И когда мы увидим его снова?
— Он во дворце, примеряет новый мундир. — Бородов выглянул в окно. — А увидим мы его незамедлительно — вон он идет.
В самом деле, хрустальные двери дворца распахнулись, и гвардейский полк, построенный снаружи, стал навытяжку. Появилась знакомая фигура, облаченная в зеленую форму содескийского маршала с тяжелыми золотыми накладками на воротнике и обшлагах.
— Ник маршал, — прошептал Брим. — Надо же. Форейтор Бородова проворно открыл дверцу, и новоявленный маршал плюхнулся на сиденье. Когда дверца снова захлопнулась, он устало посмотрел сперва на Брима, потом на Бородова и сказал, не шевеля головой:
— Хочу закончить этот суетливый вечер у твоего очага, друг Анастас Алексий. А с тобой, Вилф Анзор, мне о многом нужно поговорить.
— Я на этот пост не напрашивался — и не особенно желал его занять, — проворчал Урсис после ужина. Высокие, сверкающие маршальские сапоги он сменил на разношенную кожаную обувку, а форму — на пестрый костюм, который всегда носил дома. — Я и теперь от него не в восторге. — Библиотеку Бородова наполнял дым из двух трубок-земпа, и Брим давно утратил всякое чувство обоняния.
— Однако на эту работу поставили тебя, — прервал Бородов, — и ты должен выполнять ее как следует, и не только в своих собственных интересах, но и ради нашей родины.
— Знаю, — сказал Урсис, пригубив вино. — Слишком хорошо знаю. Вот видишь, Вилф Анзор, сколько хлопот я нажил на свою голову.
Брим, развалившись на огромном медвежьем стуле и протянув ноги в носках к огню, кивнул.
