— Ну, я ведь защитил вас, — заявил он с тем же презрительным смехом, за который я много лет назад так ненавидел его. — Что ж, ваш конвой заметно усилил базу, хоть вы и позволяете себе выказывать неудовольствие. И потом, — издевательски добавил он, — что вам до этих двух кораблей? Ваш-то личный цел и невредим, не так ли?
Эти его слова стали последней каплей. Несмотря на его вес, я вздернул его за лацканы мундира и потряс в воздухе, как треплющий крысу терьер.
— Ты трусливый убийца, вот ты кто, Саммерс! — взревел я, толкнув его в сторону кабинета. — Я хочу, чтобы тебя — и всего, что могло бы напоминать мне о тебе — не было в этом кабинете через метацикл. Ясно?
— Да как вы смеете дотрагиваться до моего мундира? — пискнул Саммерс.
— Это ты как смеешь носить эту форму, предатель? — рявкнул я, толкая его все дальше спиной вперед. — А теперь освободи этот кабинет от своего присутствия. У тебя на это уже меньше метацикла.
— Вы сошли с ума! — взвыл Саммерс, пытаясь прорваться к голофону.
— Я просто рассержен, — возразил я, отталкивая его от стола. — А теперь поторапливайся.
— А если нет? — спросил Саммерс, собирая остатки своей былой напыщенности.
Я молча расстегнул кобуру и достал из нее свой «Веннинг».
— А если нет, — ответил я, — я своими руками убью тебя за подлое убийство моих людей из конвоя.
— В-вы не посмеете! — взвизгнул Саммерс и снова бросился к голофону.
Прежде чем он успел дотронуться до него, я выпалил четыре раза, расплавив к матери Вута голофон и край стола, на котором он стоял. Потом — ради вящего эффекта — я превратил в головешки три стоявших у стола мягких вычурных кресла.
Кабинет наполнился едким дымом. Саммерс съежился в углу, словно прячась от обезумевшего маньяка — впрочем, боюсь, в то мгновение я был весьма близок к этому.
— Н-не убивайте меня, Б-брим! — всхлипнул он. С минуту я колебался, потом сунул бластер в кобуру.
— В вашем распоряжении остаток метацикла на то, чтобы убраться отсюда, — произнес я уже спокойнее. — И чтоб даже следа вашего не осталось. Я не желаю, чтобы здесь что-то напоминало мне о вас — и о том, как низко может пасть офицер. — Я повернулся и, стиснув зубы, вышел из кабинета в поисках ближайшего автомата с кф'кессом.
Найдя его, я налил себе чашку и сел за ближайший стол, но пить не стал, ибо нервы мои были на взводе и мне необходимо было успокоиться. В случае, если Саммерс все же встал бы в позу и остался в кабинете к моменту моего возвращения, я вполне мог исполнить свое обещание и укокошить его. И хотя я хотел, чтобы он верил в эту мою угрозу, поступить так на деле означало бы создать себе кучу проблем, совершенно лишних в то время, когда надо все силы бросить на восстановление боеспособности базы. Против меня работало не только время — а его у меня было даже меньше, чем меня предупреждали на Авалоне. Мне приходилось действовать в одиночку, не имея ни малейшего представления о том, насколько глубоко пустил здесь корни КМГС и на чью помощь я могу рассчитывать.
Многое зависело от этого типа, Уильямса, моего начштаба. Если я понял верно, и они с Саммерсом не сошлись характерами — а в таком случае он мог попасть на этот пост только благодаря своим способностям, — значит, я могу положиться на него в том, что касается оперативной работы. Собственно, если он не полный бездарь, у меня не было другого выхода, кроме как положиться на него. Начальник штаба — связующее звено между командующим и начальниками служб: оперативной, технической, медицинской и прочих; если бы мне по какой-то причине пришлось действовать в обход его, я бы набил себе кучу мозолей на всех местах, занимаясь чужой работой в ущерб своей собственной.
Покосившись на висевший на стене хроноиндикатор, я выждал еще пару геологических эпох, потом встал и направился обратно в свой кабинет узнать, что еще имеется для меня в запасе у судьбы.
К моему несказанному удовольствию, этого жукида Саммерса не было видно, Коттшелл сидел за своим столом, а рядом с ним стоял невысокий, крепко сложенный флотский офицер. Последний был одет в обычную рабочую форму: темно-синий жилет со множеством карманов и кармашков, брюки такого же цвета, белую рубашку, черный галстук и черные башмаки звездолетчика на магнитных подковках. Четыре золотые ленты на рукавах обозначали его ранг. Ничего другого я заключить из его внешности не мог.
— Капитан Джим Уильямс, начальник штаба, по вашему приказанию прибыл, господин адмирал, — доложил он, вытянувшись по стойке «смирно».
— Вольно, капитан, — откликнулся я, вглядываясь ему в глаза в надежде прочитать в них, кто он и что собой представляет. — Рад, что вы пришли без промедления.
Уильямс ответил мне совершенно лишенным улыбки взглядом. Теперь я обратил внимание на его округлые щеки, а также нос картошкой, настолько съехавший набок со своего законного места, что его, должно быть, ломали раз сто, не меньше. Вне всякого сомнения, это был тот еще прожженный тип, хотя собравшиеся у глаз морщинки выдавали, что основным и наиболее частым выражением лица его является все же улыбка. Не нужно было быть специалистом по ходовым системам, чтобы понять, что в последний раз эта улыбка имела место на лице только что.
— Видите ли, меня мало что держало в моем кабинете, господин адмирал, — ответил он. — Коттшелл, возможно, уже рассказал вам, что с тех пор как я здесь, я, можно сказать, не у дел.
— У Коттшелла не было возможности рассказать о чем-либо, — сказал я, — и ему это не предлагалось. Так что давайте-ка завалимся в мой новый кабинет, и вы просветите меня насчет того, что у вас здесь творится.
— То, что вы услышите, — предупредил меня Уильямс, когда мы направились к двери в кабинет командующего, — может вам не понравиться. — Он замер и нахмурился. — Э… адмирал, — заметил он. — Уж не дымом ли пахнет?
— Верно, — ответил я как мог небрежнее, отворяя дверь в кабинет. — Ничего страшного. Просто мы с Саммерсом не совсем друг другу понравились.
— Э… ясно, — сказал он, следом за мной проходя внутрь. Кабинет выглядел так, будто в нем разыгралось одно из содескийских наземных сражений. Не говоря уже о трех обугленных креслах и обгоревшем ковре вокруг них, стол, на потемневшем углу которого до сих пор красовался бесформенной массой расплавленный голофон, был тщательно выпотрошен. Весь пол был усеян бумагами. Большая часть картин со стен тоже исчезла, оставив от себя только чистые прямоугольники на слегка закопченной стене.
— Вут и его матушка! — вполголоса восхитился Уильямс. — Э… надеюсь, вы с Саммерсом не слишком фатально не понравились друг другу?
Я взял два уцелевших кресла и поставил их лицом друг к другу.
— Садитесь, начштаба, — сказал я. — Мне почему-то кажется, что вам положение дел на базе нравится не больше моего.
— Вы не ошибаетесь, адмирал, — ответил он. Похоже, парню пришлось здесь при Саммерсе нелегко. — Но я несу полную ответственность за то, что вы видите здесь, включая ответственность за то, что мне, как я ни пытался, не удалось противостоять приказам Саммерса — ни открыто, ни за его спиной.
— Я вам верю, — сказал я. — Я хочу задать вам кучу неприятных вопросов и не хочу от вас никаких уверток, ибо лично проверю все то, что вы мне расскажете. После этого мне хотелось бы услышать, как нам исправить положение в минимально возможный срок — и чем я мог бы помочь вам в этом.
Уильямс внимательно посмотрел на меня, потом на мгновение зажмурился.
— Мне кажется, — сказал он со слабой улыбкой, — что меня наконец-то выпустили из здешней выгребной ямы. Что ж, адмирал, начнем. Я долго ждал этого момента…
Остаток дня мы с Уильямсом провели за разговором. Где-то в районе полудня Коттшелл принес нам сандвичи, а ближе к вечеру накрыл на остатках саммерсова стола более обстоятельный обед. К концу вечерней вахты я окончательно убедился в том, что Уильямс может оставаться моим начштаба столько, сколько пожелает. За время нашего разговора он не раз и не два пытался восстановить в моих глазах
