задолго до этого вполне обычным делом была пересадка роговицы глаза. Если допустить, что кровь — тоже ткань, то сам принцип трансплантации еще древнее. После аварии тебе было сделано массированное переливание крови, оно было повторено, когда доктор Натан ампутировал раздробленное колено и голень. Это вполне естественно, правда ведь?
Конрад чуть выждал, прежде чем ответить. На сей раз доктор Найт говорил как-то виновато, словно прощупывал почву, задавая вопросы, на которые он не хотел бы получить отрицательный ответ.
— Конечно, — ответил Конрад. — Ничего необычного.
— Это элементарно, что тут необычного? Но можно вспомнить, что когда-то многие люди отказывались от переливания крови, хотя знали, что это влечет за собой верную смерть. Вдобавок к религиозным догмам многие из них считали, что чужая кровь как бы осквернит их собственное тело. — Доктор Найт откинулся на стуле, злясь на самого себя. — Можно понять ход их мыслей, но нельзя забывать о том, что наше тело вообще живет за счет весьма разнообразных компонентов. Ведь мы не перестаем есть для того, чтобы сохранить незыблемым наше собственное я. — Доктор
Найт рассмеялся, довольный своей неотразимой логичностью. — Это было бы пределом эготизма[3], верно ведь? Я не прав?
Доктор Найт посмотрел на него вопросительно, и Конрад ответил:
— Наверное, в основном правы.
— Прекрасно. Естественно, что и раньше многие люди тоже боролись за свою точку зрения. Замена больной почки на здоровую ни в малейшей степени не нарушает целостности твоего организма. Тем более если это спасает тебе жизнь. Главное — твоя собственная, получившая возможность жить дальше, личность. По самой своей структуре различные части тела служат более широкому физиологическому целому, а наше сознание вполне гибко для того, чтобы дать человеку ощущение их целостности и единства.
Поскольку возражать против таких аргументов было практически невозможно, начались эксперименты, и полсотни лег назад появились первые храбрецы: мужчины и женщины, многие из которых были медиками, — они добровольно жертвовали свои здоровые органы тем, кто не мог жить без них. К сожалению, все эти попытки приводили к неудаче уже через несколько недель. Это было следствием так называемой несовместимости. Организм больного человека, даже умирая, противился пересаженному органу как чужеродному.
Конрад покачал головой:
— А я-то считал, что проблемы несовместимости уже не существует.
— Сейчас действительно не существует. Это было делом больше биохимии, чем мастерства хирургов. Со временем все прояснилось, и десятки тысяч людских жизней были спасены: людей с болезнями почек, печени, пищеварительного тракта, даже с пораженными частями сердца и нервной системы спасала трансплантация. Главной проблемой было — где найти органы для трансплантации? Можно пожертвовать свою вторую почку, но нельзя же отдать печень или митральный клапан сердца. К счастью, многие люди стали завещать свои органы после смерти — сейчас, в наше время, при приеме пациента в общественную больницу ставится единственное условие — в случае смерти больного любая часть его тела может быть применена в целях восстановительной хирургии. Сперва единственными, пригодными для консервации, оставались органы грудной клетки и брюшной полости, однако теперь у нас имеются запасы практически любой ткани человеческого организма, поэтому в распоряжение хирургов предоставляется все, что требуется, будь то легкое целиком или несколько квадратных сантиметров какого-нибудь необычного эпителия[4].
Когда доктор Найт сел на место, Конрад обвел рукой окружающие стены:
— Эта клиника… вот здесь и происходит это?
— Абсолютно точно, Конрад. Это один из многих современных институтов восстановительной хирургии. Скоро ты поймешь, что лишь у немногих пациентов, поступающих сюда, бывает такая ситуация, как у тебя. В основном восстановительная хирургия служит целям гериатрии, а проще, применяется для увеличения продолжительности жизни пожилых людей.
Доктор Найт ободряюще кивнул, когда Конрад присел на кровати.
— Теперь ты догадываешься, почему тебя окружает так много пожилых людей? Ответ прост — посредством восстановительной хирургии мы даем людям, которые раньше умирали после шестидесяти — семидесяти лет, новый виток жизни. Средняя ее продолжительность увеличилась с шестидесяти пяти лет, как было полвека назад, почти до девяноста пяти.
— Доктор… владелец машины. Я не знаю, как его звали. Вы говорили, что он даже мертвый может помочь мне…
— Я знал, что говорю, Конрад. Одна из главных проблем восстановительной хирургии — это трансплантационный материал. В случаях с пожилыми людьми несложно — здесь даже избыток нужных органов. За малым исключением, болезни большинства престарелых людей приводят к отказу не более чем одного органа, а любой летальный исход дает нам такой запас ткани, который может продлить жизнь двадцати другим больным. Но если вести речь о молодежи, в первую очередь о твоих ровесниках, потребность превышает наличие почти в сто раз.
Ответь-ка мне, Конрад, и попробуй на время забыть о том водителе автомобиля что ты в принципе, думаешь о трансплантации?
Конрад поглядел на простыни, прикрывавшие его. Даже если забыть о шине, асимметрия его нижних конечностей слишком бросалась в глаза.
— Сложно сказать. Я считаю, что…
— Слово за тобой, Конрад. Делай выбор: либо таскать протез — металлическую подпорку, которая будет беспокоить тебя до конца дней твоих и не разрешит тебе бегать, плавать и вообще передвигаться, как полноценному молодому человеку, или у тебя появится живая нога из плоти и крови.
Конрад медлил. Все, что говорил доктор Найт, не расходилось с тем, что он и раньше знал с восстановительной хирургии, — эта тема не была запретной, хотя ее редко поднимали в обществе детей. И все же он понимал, что это было лишь прелюдией перед решающим выбором.
— Когда вы хотите начать это — завтра?
— Господи, нет, конечно, — доктор Найт не мог сдержать смеха, потом он заговорил дальше, пытаясь сгладить неловкость. — Даже не в ближайшие пару месяцев. Это чересчур сложный комплекс работ: нам потребуется отыскать и пометить окончания каждого нерва и сухожилия, затем подготовить сложнейшую пересадку кости. Минимум с месяц тебе придется таскать искусственную конечность — поверь мне, через некоторое время ты уже будешь с нетерпением ждать появления нормальной ноги. Скажи, Конрад, могу я думать, что в принципе ты не возражаешь? Нам нужно согласие вас обоих — твое и мистера Фостера.
— Считаю, что да. Мне нужно еще поговорить с дядей. До того я не могу принять окончательного решения.
— Ты разумный человек, Конрад, — доктор Найт протянул ему руку. Когда Конрад потянулся, чтобы пожать ее, то понял, что доктор умышленно демонстрирует ему почти незаметный шрам, окружавший основание большого пальца и прятавшийся где-то в центре ладони. Палец казался естественной частью руки и все же выглядел каким-то обособленным.
— Верно, — подтвердил его догадку доктор Найт. — Вот тебе краткий экскурс в восстановительную хирургию. Это произошло, когда я был студентом. Я потерял всего один сустав после заражения в анатомичке, но пришлось заменить весь палец. Он прекрасно служит мне; как раз после этого случая я остановил свой выбор на хирургии. — Доктор Найт показал Конраду целиком весь палец. — Конечно, есть некоторая разница, например, сочленение — новый палец даже более гибкий, чем мой прежний, и ноготь иной формы, но эти детали не мешают ему быть вполне моим. Я испытываю при этом даже некоторое альтруистическое чувство — я продлил жизнь частице другого человеческого существа.
— Доктор Найт… водитель машины… Вы хотите, чтобы его нога заменила мою?
— Да, верно, Конрад. Мне все равно пришлось бы открыться тебе, потому что пациент должен знать, кто его донор, — вполне понятно, что люди без восторга соглашаются на пересадку органов от преступников или душевнобольных. Как я уже говорил, для юноши твоих лет довольно трудно найти подходящего донора…
— Но, доктор… — ход мыслей собеседника снова поразил Конрада. — Разве нет кого-то другого. Дело
