покрышки: сначала передняя, потом задняя, пластиковое зеркало оторвалось и упало на искореженный капот «фольксвагена».
И все затихло. Умолк, кашлянув, двигатель черного автомобиля, плюнув напоследок клубом темного масляного дыма. Минуту приходили в себя. Потом на заднем сиденье зашевелились, и, открыв дверцу в холодный утренний воздух, вывалился Влад, а за ним все пассажиры заднего сиденья. Туман потихоньку сдувало обратно к реке.
– Дивер... – сказал Степан громко, – Севрюк! Предупреждать надо, когда таранить собираешься.
– Живой – и ладно! – произнес Дивер, выбираясь с водительского места.
– Живой! А то, что морду окорябал об сиденье, – это не считается, да?
– Морду... – процедил Мартиков, появляясь на свежий воздух, – ему досталось больше других. Темные густые волосы, которые уже вполне можно было считать шерстью, окрасились красным, спутались. – Вот машина моя...
– Я же сказал, прости... Глядите, что делается!
Свет фар припечатанного «сааба» медленно тускнел, словно кто-то невидимый плавно поворачивал ручку настройки яркости. Свет сильно убавлял интенсивность, пока не остался только крошечный светящийся уголек – спираль в лампе накаливания. Потом потух и он.
– А что! Аккумулятор раскололи, вот и все! – сказал Степан.
Дивер махнул рукой:
– Мартиков, держи его на прицеле!
Тот кивнул. Остальные стали медленно подходить к стреноженной черной машине. Слышно было, как в холодном воздухе потрескивает, остывая, мотор.
Вот он – черный «сааб», странная, пришедшая непонятно откуда машина, символ и вестник Исхода одновременно. Смятые колесные диски напоминали перебитые лапы.
– Мы что-то можем... – сказал Влад.
Дивер кивнул, взялся за хромированную ручку. Щелкнуло – и дверь растворилась с режущим уши скрипом. Пахнуло пылью, старой, ветхой тканью. Свет наступившего дня был слаб, но и в его сумеречном мерцании можно было бы увидеть внутренности машины и того, кто находился в ней.
Но в ней никого не было. Дивер отпустил ручку и попятился на несколько шагов:
– Как это...?!
Влад наполовину залез в салон. Абсолютно пустой. Сейчас, когда никто не загораживал дверной проем, все стало видно лучше – ветхую матерчатую обивку сидений со множеством шрамов от штопки, царапины и вмятины на торпеде, замасленную и примотанную изолентой ручку коробки передач, замызганный коврик под ногами. Салон выглядел... такой мог быть в машине, которая давно отметила свой двадцатилетний юбилей – много дней беспрерывного использования не очень аккуратным хозяином. Грязь и потеки на деталях интерьера, пивные пятна на сиденьях. Спидометр пересекала извилистая трещина, а сам прибор прилежно пояснял, что автомобиль не так давно миновал трехсоттысячный километр.
Владислав ошарашенно качнул головой.
– Я не понимаю, – сказал Сергеев.
– Влад, – позвали снаружи, – слушай, мы когда его ловили, он был новый? Не подержанный?
– Новье, – ответил Владислав, – с иголочки.
Позади, там, куда ударил их «фолькс», салон машины деформировался. Заднее сиденье, покрытое страдающей лишаем ковровой дорожкой, гротескно выпятилось. На нем кто-то забыл бежевый длинный плащ, такой же старый и штопаный, как и обивка машины. На полах плаща засохла серая грязь.
– Я что, гонялся за пустой машиной?! – кричал снаружи Дивер. – За каркасом?!
– Спокойно, Михаил, ты же мистик! – говорил ему Степан. Мартиков что-то бормотал, осматривая свой разбитый автомобиль.
Влад потянул на себя крышку бардачка, и та легко открылась. Из проема понесло какой-то засохшей плесневой гадостью. Тут когда-то рассыпали арахис, который высох и достиг за эти годы каменной твердости. Еще здесь лежал сложенный надвое лист бумаги, связка ключей, бумажка с пятизначным шифром и серебристый, очень знакомый ножик. Сергеев вынул лист и передал его Диверу. Тот развернул, присвистнул:
– Ого! Да мы тут все есть!
К связке ключей был прицеплен кожаный брелок с вытесненной гнусной нечеловеческой харей. Химера! Чье это?
Под издырявленным пулями лобовым стеклом на сиденье имелись пятна, не от пива или другого напитка. Здесь была кровь, причем свежая.
– Поздравляю, Мартиков! – сказал Влад, выбираясь и вручая ключи, нож и шифр все тому же Севрюку. – Похоже, ты возле завода его подранил.
Обернулся к машине. А она уже и снаружи была другая, полностью соответствуя внутреннему убранству. Просто очень старый «сааб», произведенный на свет в ранних семидесятых, если судить по граненому корпусу. Очень старый и проживший нелегкую жизнь.
– Тут больше ничего нет, пойдемте! – сказал Владислав Сергеев.
– А он, – кивнул на машину Мельников, – не вырвется?
– Взгляните на него – он уже никуда не поедет.
Это было правдой, которую трудно оспорить. Логика здесь не работала, и оставалось лишь
