Павел Константинович был немедленно уволен. Налоговики предъявили ему счет с похожим на гусеницу рядом нулей, а далее последовали обвинение в мошенничестве и повестка в суд. И теперь, подобно двум дамокловым мечам, над опальной головой Мартикова зависли Долг и Срок.
Все это случилось в течение скоротечных шести часов, после чего облитый грязью и униженный Мартиков на негнущихся ногах побрел домой – ехать он сейчас не мог. Долг и Срок – эти два сиамских близнеца, прочно сидели у Павла Константиновича на шее, не давая забыть о своем присутствии ни на секунду.
Первые десять шагов он сделал в совершенной растерянности, но, отойдя на километр от родного заведения, стал потихоньку наливаться злобой. Кулаки его сжимались, губы шептали что-то ему одному слышное, а глаза были бессмысленны и пусты. Мартиков шлепал по лужам, насквозь промочив свои дорогие ботинки, но совершенно не замечал этого.
Когда Павел Константинович достиг темноватой арки, безбрежную водную гладь его жизни сменил черный и неистовый шторм. И теперь он стоял – импозантного вида немолодой мужчина в долгополом дорогом плаще, изляпанном грязью, и смотрел на две тени, загородившие ему путь.
– Дед, стой! – повторил один из налетчиков, и они приблизились, заслоняя собой свет.
«Почему дед? – подумалось Мартикову. – Мне же всего пятьдесят два года!» Вслух он сказал:
– Вам чего? – сухо, академично, ни следа тех страстей, что бушуют в душе.
Одновременно Мартиков попятился и вышел из арки. Тени последовали за ним и оказались на свету – двое парней лет восемнадцати со следами вырождения на лице. Один был высоким с короткой стрижкой и, вероятно, когда-то массивным, но сейчас исхудал, кожа висела у него на лице неприятными складками. Второй вообще заморыш, сгорбленный, со слипшейся копной волос неопределенного цвета. Волосы падали ему на лицо, узкое, нездоровое, не облагороженное интеллектом, вероятно, даже в свои лучшие дни.
– Плащик сымай, – прошипел заморенный и ткнул пальцем для наглядности в названную одежку.
Шпана. Гопники. Судя по всему, еще и наркота. Хотят денег, хотят дорогой плащ Павла Константиновича, как будто мало сегодня напастей свалилось на голову бывшего старшего экономиста. Вот теперь еще и ограбят возле собственного дома, и... оп-па... бывший здоровяк достает ножик – может, еще и прирежут тут же.
Нож был выкидной, длинный, хорошей голубоватой стали.
– Ну, ты че?! Плащик давай! Баксы есть?
А Мартиков стоял перед ними и чувствовал, как злость перехлестывает через край, затмевая все остальное. Сами собой вдруг сжались кулаки, так что ногти впились в ладони, оставляя неровные полукруглые бороздки. Эти двое, этот человеческий мусор, они мешают ему, они смеют его задерживать! Нет, хватит!
Павел Константинович чувствовал, как нелепая, широкая, более похожая на оскал улыбка сама собой выползает на лицо. Трещина в сознании ширилась и наполнялась огнедышащей лавой.
– Не дури! – поспешно сказал при виде улыбки бывший здоровяк и шагнул вперед, неуверенно помахивая ножом, а потом встретился с Мартиковым глазами.
Глаза у грабителя были маленькими, воспаленными и слезились. Какие глаза были у самого Мартикова, он не знал, но гопник вдруг остановился, отвесив массивную челюсть.
– Колян... – сказал бывший здоровяк. – Колян, он...
Павел Константинович больше не медлил. Не в силах соображать от затмевающей все и вся ярости, он подхватил с земли осколок кирпича и с воплем метнул его в здоровяка. Очень точно, словно и не пропускал физкультуру в школе. Кирпич попал в руку с хрустом и вышиб нож, налетчик заорал. Следующий из свободно валяющихся вокруг снарядов воткнулся в ребра заморенному, заставив его сложиться пополам и с задавленным всхлипом улечься на асфальт.
Мартиков взял еще кирпич, на этот раз целый, с ровными гранями, и, не роняя с лица дикой улыбки, пошел к распростертым на земле грабителям. Бывший здоровяк с лицом, выражающим целый спектр мучений, упал на колени, прижимая к себе покалеченную руку.
– Пойма-а-ал вас, – пропел Мартиков.
Гопники поняли, что их земной путь окончился и сейчас им размозжат головы. Забыв про боль, они поспешно поднялись и поковыляли прочь с максимально возможной скоростью. Заморенный при этом сгибался в три погибели и тонко вскрикивал. Бывший старший экономист побежал за ними, потом остановился и, широко замахнувшись, метнул кирпич вслед. Меткость его не оставила – рубленых форм снаряд влетел ниже спины высокому, заставив его болезненно закричать.
Налетчики пересекли двор и скрылись в противоположной арке. Мартиков улыбался – теперь победно. Там, за этой улыбкой, по-прежнему бушевал черный шторм, но теперь он поддавался контролю. Может, только чуть-чуть выплескивался из глаз.
Оставленный битой шпаной ножик приглашающе поблескивал. Павел Константинович поднял его и с ухмылкой повертел лезвием, любуясь бликами угасающего дневного света на гладкой поверхности. Потом медленно сложил и сунул во внутренний карман плаща.
У бывшего старшего экономиста было полно неотложных дел, которые необходимо решить как можно скорее. Дома нелюбимая жена ждет разъяснений о такой поздней задержке на работе. Что ж, она их получит. А следом их получат дебильные, но настойчивые братья близнецы Долг со Сроком.
Улыбка Мартикова слегка увяла и сделалась блаженно-безмятежной. Сквозь сгущающиеся дождливые сумерки он направился к верно ждущему его родному дому.
4
Это был полный провал их затеи, а значит – и полный провал попытки найти хоть какие-то деньги. Провал глубиной с Колодец Смерти, что расположен в джунглях Амазонки. Больше того, всей сегодняшней охоте пришел логический конец, потому что охотники были ранены взбесившейся дичью.
Евгений Малахов и Николай Васютко, которому еще в раннем детстве дали кличку Пиночет, – за то, что мучил ни в чем не повинных кошек и собак, – пробирались домой, заблаговременно обходя любой намек на
