– Скажи, что ты видишь, – потребовал он.
Я всмотрелась в изображение. Два прокола, каждый приблизительно четыре миллиметра в диаметре, на расстоянии не больше двадцати миллиметров друг от друга, как раз над ключицей.
– Прошу прощения, – произнесла я, – но…
– Камера может увеличить изображение? – спросил Норт.
Через секунду изображение увеличилось в два раза.
– Подумай, как кусает гадюка, – подсказал Норт. – Расскажи, что знаешь.
Я задумалась. У некоторых змей, например кобр, относительно короткие клыки, которые зафиксированы на челюсти. У гадюковых клыки намного длиннее. Змея выпускает их при нападении – они выдвигаются вперед, принимая вертикальное положение, а в состоянии покоя они занимают горизонтальное положение, концами назад.
– У гадюк клыки длинные, – сказала я. – Уколы должны быть довольно глубокими.
– Перед нами именно такие. Продолжай…
– Гадюки, укусив жертву, тут же ее отпускают. Они кусают один раз, используя нижнюю челюсть, чтобы глубже вонзить клыки в тело жертвы.
– Сколько зубов у гадюки на нижней челюсти?
– Обычно два ряда.
– Если нижняя челюсть обязательно участвует в механизме укуса, разве не должны быть видны отметины от нижних зубов?
Я подняла на него глаза, забыв о своем раздражении, потом вновь посмотрела на рану.
– Да, – согласилась я. – Должны.
Гарри Ричардс ровно держал камеру, но бросал в нашу сторону тревожные взгляды. Даже два санитара морга теперь заинтересовались происходящим.
– Тут ничего нет, – сказал Ричардс. – Никаких следов зубов ниже рапы.
Норт пропустил его замечание мимо ушей.
– А что насчет верхних зубов? – спросил он у меня.
– У гадюковых верхних зубов меньше, чем у большинства змей, – ответила я, пытаясь припомнить прочитанное мною, когда работала со змеями. – У них есть мешочки, в которые складываются клыки.
– Диастема, – подсказал Норт.
– Но верхние зубы все же есть. Кажется, два ряда.
– Видны какие-нибудь отметины?
Я отрицательно покачала головой.
В этот момент я обнаружила, что стою на цыпочках, чтобы получше разглядеть изображение на мониторе. Норт обеими руками поддерживал меня.
– Взгляни на эти проколы, – сказал он. – Представь, как клыки входят в тело жертвы…
Я смотрела. Что именно я должна была увидеть?
– Представь, как они выходят из тела жертвы…
Ну конечно же!
– Кожа должна быть разорвана. Она надрывается, когда змея вытаскивает клыки. Края раны были бы надорваны, а сама рана имела бы неправильную форму – по ней можно было бы определить, под каким углом нападала змея.
– Видно что-нибудь?
Я посмотрела на Норта, на монитор, опять на Норта. Он улыбался, я невольно улыбнулась в ответ.
– Нет, – ответила я. – Края раны не надорваны.
– Ладно, ребята, я и так был слишком терпелив, – перебил нас Ричардс. – Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
Норт сделал шаг назад, но руки с моих плеч не убрал. Странно, что я не возражала.
– Ваш пациент скончался от отравления ядом гадюки, – заявил он.
– Ну конечно! – нетерпеливо выпалил Ричардс. – Нам это известно…
– А вот это и есть самое интересное. Если учесть, что гадюка его не кусала.
12
– Вы намекаете на то, что кто-то ввел Джону Эллингтону яд гадюки с помощью шприца? – спросил Ричардс, когда мы вышли из морга. В его голосе слышалось недоверие. По правде сказать, меня это не удивило. – Подобное невозможно даже представить, – продолжил он.
– Проще простого, если жертва находилась без сознания, – ответил Норт. – Насколько мне известно, Джона Эллингтона ударили по голове?
– Он упал, – ответил Ричардс.
– Вы уверены? – уточнил Норт.
Молчание.
– Любой, кто когда-либо держал в руках змею, может добыть ее яд, – заявил Норт. – Возьмите яд у нескольких гадюк – приблизительно шестерых – и получите его столько, сколько обнаружили в крови Джона Эллингтона.
– И яд можно ввести? – все больше изумлялся Ричардс. – С помощью… шприца? Такое возможно?
Норт пожал плечами.
– Никогда сам подобным не занимался, но не вижу в этом ничего невозможного, – ответил он. – В случае с нашим другом я бы предположил, что ему ввели яд глубоко в ткани. Вокруг самого места прокола рана не слишком опухла – это первое, что вызвало у меня подозрения, а потом я догадался: тот человек, кто бы он ни был, воспользовался острым тонким инструментом вроде маленькой отвертки и проделал две дырочки, чтобы скрыть след от иглы.
Потрясенный Ричардс смотрел на Норта.
– Вы сказали – его ударили по голове? – переспросил он.
Норт нахмурился.
– Скажем, черепно-мозговая травма. Неизвестного происхождения.
– А в чем дело? – поинтересовалась я.
Ричардс перевел взгляд с Норта на меня.
– Прошлой ночью к нам поступил тесть Ника Паулсона, – ответил он. – Вместе с остальными членами семьи. Но мать и детей выписали сегодня утром.
Мы с Нортом ждали продолжения.
– У старика легкое сотрясение, – снова заговорил Ричардс. – Он обо что-то ударился головой.
– На его подушке была кровь, – добавила я. – А полиция обнаружила в его спальне дохлую гадюку.
Мы стояли посреди коридора, санитары и посетители вынуждены были нас обходить. Никто не знал, что сказать. Неужели Эрнесту Эмблину уготована та же участь, что и Джону Эллингтону? В конце концов я нарушила молчание.
– Думаю, следует уведомить полицию, – сказала я Ричардсу.
Тот закивал.
– Секундочку, – вмешался Норт. – Мы же не хотим, чтобы половина жителей юга Англии впала в истерику из-за змей? Может, побеседуем со стариком, прежде чем поднимать панику? Его не кусала гадюка, верно?
– Нет, но…
– Что скажете? Он в состоянии принимать посетителей?
Эрнест Эмблин был не только в состоянии, но выразил горячее желание с нами встретиться. Нам с Нортом пришлось подождать Гарри Ричардса какое-то время возле ординаторской, потом мы пошли за ним в палату. Пока мы шли через маленькое помещение к койке у окна, старик приподнялся на кровати, и я вспомнила, что уже видела его минувшим вечером в доме Клайва Вентри. Он был одним из пятерых стариков, восседавших во главе стола.
– Та змея, которую вы нашли, – начал он, когда мы были еще у двери, – ядовитая. Удалось ее опознать?
Смотрел он исключительно на меня, обращался только ко мне.
Я бросила взгляд на Норта, в то время как доктор Ричардс шагнул вперед, чтобы поднять изголовье
