— А что тут доказывать, у меня своя разведка есть.
Майор с недоверием посмотрел на Лазаренко.
— Какая у тебя разведка в батальоне?
— Да так, — отмахнулся комбат.
Но майор неспроста был из армейской разведки. Он словно нюхом почуял удачу.
— Давай, комбат, выкладывай, дело крайне важное…
Старший лейтенант Лазаренко, разумеется, рисковал, но, как говорят, где наше не пропадало. Так и быть, рассказал он майору, что у него в батальоне, в седьмой роте, есть санинструктор. Ловкий, бедовый мужик. Ночью он снимал мины, делал проход и подбирался к фашистским окопам. Поджидал немца и бил его наповал. Документы, разведданные санинструктора, разумеется, не интересовали. Ему нужен был заветный немецкий ранец, в котором он всегда находил любимый шнапс и закуску.
Лазаренко, приняв батальон, однажды «прищучил» санинструктора, мол, рискуешь, шляешься по немецким окопам, разживаешься шнапсом. На что хитрый санинструктор руками развел:
— Товарищ комбат, шнапс для сугубо медицинских нужд: промывание ран, дезинфекция…
— Смотри мне, дезинфекция…
Майор из разведотдела заинтересовался санинструктором.
— Вызывай-ка его, комбат
Вызвали, поговорили. Санинструктор согласился пойти в тыл к немцам, дело привычное. Только попросил в помощники еще одного солдата, с которым он уже ходил на дело.
В тот лее день майор-разведчик, комбат Лазаренко, санинструктор с помощником выбрали место для прохода на передний край врага, продумали детали рейда, захвата, отхода, прикрытия группы, отработали сигналы.
В полночь группа ушла в сторону немецких окопов.
Лазаренко с майором ждали их на переднем крае, готовые прикрыть, прийти на помощь.
Но помощь не понадобилась. Под утро санинструктор с напарником вышли к линии обороны. Они тащили связанного, с кляпом во рту немецкого ефрейтора.
После допроса ефрейтора майор обнял Лазаренко.
— Спасибо, комбат. Выручил.
И уже на пороге обернулся, показал на грудь.
— Крути дырочку для ордена…
Лазаренко отмахнулся, откровенно говоря, не поверив обещаниям майора.
Проводив разведчика, комбат возвратился к своим обычным делам. Фронтовая жизнь продолжалась. Заканчивался 1942 год.
А в начале 1943-го к комбату прибежал посыльный: прибыть в штаб дивизии к командиру. С собой взять того самого санинструктора и его помощника. Всем троим комдив вручил награды. Санинструктору — орден Ленина, помощнику — орден Красного Знамени, а комбату Лазаренко — орден Красной Звезды.
Видать, ценный оказался «язык».
Тот рейд доморощенных разведчиков из седьмой роты имел для комбата далеко идущие последствия. Нежданно-негаданно пришел приказ: назначить старшего лейтенанта Лазаренко Александра Ивановича начальником разведки 186-й стрелковой дивизии.
А исполнился Александру Ивановичу всего двадцать один год.
С тех пор вся его жизнь будет связана с разведкой — не только с войсковой, но и стратегической, не только с Главным разведывательным управлением, но и с Первым Главным управлением КГБ.
Но это будет потом, через годы, десятилетия. А сейчас он возглавил разведку родной дивизии, в составе которой в сентябре 1941 года принял первый бой, командуя взводом.
Праздничный «салют»
Что и говорить, начальник разведки дивизии — должность серьезная. Опыта подобной работы у молодого офицера не было. Фронтовой опыт был. Начинал в 1941-м взводным, дорос до комбата, знавал и победы, и жестокие поражения, но разведка — дело специфическое, тут просто военных, боевых знаний маловато.
Видимо, понимал это не только Лазаренко. Летом 1943 года дивизия вошла в состав 25-го стрелкового корпуса и приняла участие в битве под Курском. В ходе страшных боев на огненной дуге от их соединения в 17 тысяч человек осталось 144 офицера и бойца. Среди них — Александр Лазаренко. Вскоре он был направлен на разведкурсы в Москву.
В столице оказался впервые. Москва поразила его размахом проспектов, огромными, красивыми зданиями, мирной жизнью.
Ничего подобного за свои 21 год Александр не видел. Он родился в маленьком селе Александровка, в десятке верст от города Спасск, что в Приморском крае. Городок мало кто знал, но его прославила песня. Помните: «Боевые ночи Спасска, волочаевские дни…»
После окончания Спасского педагогического училища Александр преподавал географию в школе. Часто после уроков подолгу смотрел на карту. Москва казалась далекой, недосягаемой. Но произошло чудо, теперь он учился в столице.
Учиться было интересно. Совсем недавно ему приходилось на практике организовывать ведение разведки в полку, в дивизии, теперь же опытные преподаватели рассказывали, как это надо делать по всем правилам военной науки.
А способы добывания разведданных и их анализ — это труднейший этап деятельности разведчика, и, осваивая его, пришлось попотеть основательно.
Полюбил Александр и занятия по изучению иностранных армий — состав, боевые порядки, форма одежды, знаки различия.
Много работали слушатели с топографическими картами.
Несмотря на интенсивный курс обучения, у офицера оставалось время, чтобы отдохнуть, посмотреть Москву.
Учился Лазаренко на отлично, был подтянут, дисциплинирован. Понимал, иначе нельзя: там, на фронте, гибнут его товарищи, чтобы он мог хорошо учиться, осваивать в полной мере военную науку.
Однако, как говорят, и на старуху бывает проруха.
…Наши войска освободили Белгород. По этому случаю в Москве по приказу Сталина был организован первый салют.
Слушатели разведывательных курсов тоже отметили праздник. По-своему, конечно. Распили канистру спирта, привезенного кем-то с фронта, а когда начался салют, выбежали на улицу и с криками «ура» стали салютовать из личного оружия в московское небо.
Краснознаменные курсы находились тогда на Красной Пресне, как раз по соседству с зоопарком, и жертвой «салюта» разведчиков стала какая-то птица. Директор зоопарка позвонил начальнику курсов и пожаловался на самоуправство офицеров.
Генерал приказал построиться слушателям на плацу, обошел строй и строго спросил: кто открыл вчера стрельбу? Ответом было молчание.
Тогда начальник курсов изменил тактику. Теперь он останавливался у каждого офицера и вновь задавал свой вопрос. Отрицательно ответили первый, второй, третий офицер. Следующим стоял Лазаренко.
— Стреляли, товарищ капитан?
— Так точно, товарищ генерал, стрелял, — неожиданно для всех ответил Александр.
— Десять суток ареста!
И начальник продолжил свой путь вдоль строя. Однако, кроме Лазаренко, в содеянном больше никто не признался.
После построения генерал вызвал Лазаренко в кабинет.
— Товарищ капитан, гильзы от оружия найдены разные. Значит, стреляли многие. Кто, конкретно?
