— Честное слово, я здесь не при чем, — отвечал он всем. — Ребятки поднажали.
С каждым днем все легче и свободнее чувствовал себя Михайлов в коммуне. Успехи в работе увлекали и радовали его. Он уже совсем обжился на новом месте, для полного спокойствия нехватало лишь Маруси. Жена была значительно моложе его, он боялся ее потерять. И однажды Маруся неожиданно приехала в Болшево вся в слезах.
— Что случилось? — испугался Николай. Он никак не мог добиться от нее толкового слова.
— Лучше умереть, чем такая жизнь, — говорила она, всхлипывая, — я не могу, у меня измотались все силы.
— Тебе скучно одной?
— Хуже, Коля. Мать узнала, что ты жулик. От попреков некуда спрятаться. «За вора вышла — так ступай, с ворами и живи». Коля, погляди, как я вся извелась, — и она ласково добавила: — И все ведь это из-за тебя, глупышка!
— Но чем я тебе могу помочь, Маруся?
— Поедем со мной в Москву. Мы вместе успокоим мать. Ты ей все объяснишь. Ведь на один денек тебя отпустят?
— Отпустят, — уверенно ответил Коля и со стесненным сердцем пошел к Смелянскому.
После случая с приемником он часто с ним виделся, но, конечно, о Москве не заикался.
— А я к тебе с просьбой, Павлыч. — За последнее время Николай так сработался со Смелянским, что иначе, как Павлычем, его не называл.
Николай хотел уже было рассказать ему историю с женой, но подумал, что это не причина для неотложной поездки в Москву. Смелянский может отложить поездку до выходного. Тогда он собрался с силами и сказал:
— Жена приехала… Говорит, что комнату отбирают… Вещи выбросили, нужно бы съездить. Как ты думаешь?
Смелянский молчал. Михайлов, стараясь предотвратить отказ, все более и более яркими красками расписывал выдуманную им историю:
— Вещи на улице. Они мокнут, их растащат!
А Смелянский думал о том, что все это, конечно, очень серьезного может быть поправлено и другим путем. Во всяком случае судьба Михайлова дороже вещей… С другой стороны, если Николай все время пробудет с женой, то ничего опасного в этой поездке нет.
— А когда тебе на работу? — спросил он.
— Вечером.
— Прогуляешь смену?
— Ничего не поделаешь, Павлыч!
— Ну хорошо, поезжай. — И Смелянский выписал ему увольнительную.
Николай почувствовал благодарность к этому человеку.
В последнее время Николая занимала судьба Кости. В коммуну приезжала костина теща — Каинша — и звала его жить к себе.
— Ты здесь за сто рублей в месяц молодость губишь, приезжай ко мне жить — будешь как сыр в масле кататься.
Костя соблазнился. Николай его много и настойчиво уговаривал, стыдил, ставил себя в пример, но тот, похоже, решил в ближайшие дни переехать к теще. Теперь Николаю захотелось рассказать эту историю Смелянскому.
«Слягавлю», подумал он, и ему на минуту стало жутко. Но он все же рассказал.
— Мы займемся Костей, — ответил Смелянский. — Может быть, придется его на общем собрании проработать. Ты поможешь нам?
— Ну, конечно.
«Хорошо сделал, что отпустил его», подумал Смелянский, а, прощаясь, сказал:
— Все-таки жаль, что ты прогуляешь смену. Если бы не такое дело, ни за что бы не отпустил.
Маруся шла на станцию гордая, счастливая, под руку с мужем. Она говорила, что хорошо бы вечером сходить в кино, потом вместе, по-семейному, поужинать, и мать, увидев их любовь, может быть, смягчится. Николай слушал ее и думал, что нехорошо все-таки из-за женских слез прогуливать смену.
— Года два проживешь здесь, — продолжала мечтать Маруся, — а там поступишь в Москве на завод.
— Да, Ты потерпи немножко, — отвечал он, — я знаю, тебе несладко живется. Но зато после будет хорошо.
Когда они пришли на станцию и Маруся хотела купить билеты, он вдруг остановил ее и сухо сказал:
— Я не поеду.
Он уже был зол на себя и на жену.
— У тебя же увольнительная на руках? — изумилась Маруся.
— Все равно не поеду. Подождешь до выходного. Я из-за твоих слез в дурацкое положение себя поставил.
Маруся, не простившись, вошла в вагон. Михайлов поспешил на завод. Поздно вечером по цехам проходил Смелянский. Увидев Михайлова, он удивился:
— Почему же ты не уехал?
— Прости, Павлыч! Совесть замучила! Из-за бабьих слез я тебя обманул…
Смелянский ему ничего не ответил, но шел дальше по цехам с довольной улыбкой.
Перед выходным днем Смелянский сказал Михайлову:
— Твой приемник сломался, завтра тебе придется съездить в Москву — отдать в починку.
Николай побывал в Москве. Но эта поездка не принесла ему радости.
Отправляясь туда, он неожиданно в поезде встретил брата. Константин смутился. Вечером на общем собрании должно было разбираться его дело, и Николай спросил:
— К собранию ты вернешься?
— Вернусь, — угрюмо ответил Костя.
В Москве с женой тоже неприятности. Ее мать оказалась сварливой и упрямой женщиной. Она не верила в переделку воров и разговор об этом считала сказкой. Весь день она только и делала, что кричала Марусе:
— Нет тебе материнского благословения!
В такой обстановке Марусе долго не прожить, нужно было что-то придумывать. В довершение всех несчастий Николай, опаздывая, второпях сел не на тот поезд. И это было тем более неприятно, что он обещал Смелянскому обязательно выступить на общем собрании по делу Константина.
В коммуну Михайлов вернулся поздно. В клубе было темно. Он прошел в спальню, но и там ребят не оказалось. Только в красном уголке было людно. Кое-кто читал, кое-кто играл в шашки, но большинство сидело, сбившись в кучку, о чем-то задушевно разговаривая. Увидев Николая, ребята не удержались, чтобы не подшутить над ним:
— Заигрался? — спросили его.
— Погорчил? Ну-ка, дыхни…
— Заиграться — заигрался, но не погорчил, — ответил он и объяснил причину опоздания.
Ему не поверили:
— Выдумываешь все, просто погулял в Москве!
— А ты знаешь новость? — вдруг спросил Таскин.
— Нет.
— Твой братишка распростился с коммуной.
— Письмо Сергею Петровичу оставил, чтобы назад не — ждали.
— Мы здесь сидим и поминки справляем!
— Царство ему небесное, — попробовал позубоскалить кто-то.
