— Повизжи! — рассвирепел Леха Гуляев. — Повизжи, так я тебе…
Возмущенные детдомовцы всей оравой выскочили из общежития и ушли в лес. Там они долго и звонко кричали, спорили. А Гуляев и Осминкин собрали бутырцев.
— Вот тут, выходит, какие порядки. За них, пацанов, убирать, что ли? Этого не будет!.. Хоть отправляться назад!
Спальни так и остались неубранными.
О сходках «больших» и «маленьких» Мелихов и Богословский узнали позже всех. В сущности это был развал. «Хорошо, что сегодня должен приехать Погребинский», встревоженно подумал Сергей Петрович.
Волновался и Мелихов, но не терял своего обычного спокойного вида.
Погребинский приехал поездом только на другой день. Со станции он пришел пешком.
— Мы тебя вчера ждали, — обрадованно здоровался Богословский. — Такие дела тут!.. Немедленно нужно принимать меры.
— А вы с Мелиховым здесь на что? — спросил холодно Погребинский.
— Поговорить надо, — уклонился Сергей Петрович.
— Пойдем, поговорим, — согласился Погребинский. — Вот и ребята кстати здесь.
Сергей Петрович хотел было объяснить ему, что надо бы им сперва потолковать с глазу на глаз, но Погребинский слегка хлопнул его по спине и подтолкнул к общежитию:
— Идем-идем, Петрович.
Они прошли в спальню, окруженные болшевцами. Погребинский сел на табуретку.
— Ну и грязища у вас. Хлев! Что же вы это? — сказал он брезгливо. — Кровати не убраны, одежда разбросана.
— Некому убирать, — проворчал Умнов.
— Ну, понятно. Вы ведь не можете. Вы же белоручки, барышни. Вам няньки надобны… Стало быть, я буду вам убирать? Мелихов будет приходить вам убирать? Так?
— Мы и сами можем… Это маленькие отказались. Очередь… — отрывисто сказал Накатников.
— Я знаю, он будет, — подтвердил Мелихов. — Но почему вы не пришли ко мне или к Сергею Петровичу, когда увидели, что есть такие, которые отказываются?
Ему не ответили.
— Плохо, совсем плохо… — осуждающе сказал Погребинский. — «Маленькие» и «большие», а где же коммуна? Значит, не выходит у вас, значит, не годитесь вы… Не сможет коммуна существовать.
Тягостная тишина стояла в спальне. Если бы кто-нибудь заговорил, зашумел, стало бы легче, но все молчали.
— Ну, что ж, ребята? Что будем делать? Как поправлять станем? — заговорил опять Погребинский. — Обсудим, что ли? Может, вместе и придумаем что-нибудь? Как по-вашему? Ведь совсем плохи дела!..
— Надо собрание, — неуверенно сказал Накатников.
— Вот и я думаю, — подхватил Погребинский. — Ну что же, если сами предлагаете, сейчас и начнем.
Перешли в так называемую крафтовскую контору. Мелихов сел рядом с Сергеем Петровичем, широкое лицо его было угрюмо и как будто осунулось.
— Кого в председатели выберем? — спросил Мелихов. Ребята называли кандидатуры воспитателей. Мелихов отвел:
— Этого не должно быть. Самим решать, самим и вести.
«А если они что-нибудь не так?» — подумал Сергей Петрович.
Собрание раскачивалось с трудом. Хотя уже собирались и не один раз, когда устанавливали дежурства по кухне и очередь дневальства в спальнях, но тогда все происходило как-то иначе.
— Чья была вчера очередь — Андреева? — помог Мелихов.
Ребята подтвердили в несколько голосов.
— Так пусть он и расскажет теперь, почему отказался от уборки.
Андреев, круглоголовый плечистый паренек лет шестнадцати, поднялся, потом сел. Лицо его было красно.
— Я не отказывался, я согласен, — мямлил он… — Только если убирать, так всем убирать. А то говорят: вы пацаны, вы теперь всегда будете женихам убирать. Это я не согласен.
— Кто говорит? — спросил Погребинский.
— Все говорят, — глухо сказал парень и замялся.
— Да кто все? Гуляев, Осминкин?
Парень открыл рот, точно рыба.
— Ну, Котов, Умнов тоже… Все говорят, — сказал он растерянно.
Накатников издал какой-то нелепый звук и сейчас же пригнулся, чтобы стать незаметнее. Мелихов уловил это движение.
— Хочешь, Мишаха, поговорить?
— Нет, я ничего… Я потом, — отказывался Накатников.
— Я вот что скажу, — вдруг, осмелев, крикнул он резким, надтреснутым голосом. — Я так понимаю. Безусловно нас здесь собрали. Может быть, он сейчас вор, а завтра трудящийся… Я так понимаю… Не должно быть у нас здесь никаких ни «больших», ни «маленьких». Я вот так понимаю.
Он говорил, что в коммуне должны все вместе строить новую свою жизнь и помнить, что остались в тюрьмах товарищи. Он повторял все, что слышал от Погребинского, от Мелихова, от Сергея Петровича, с чем всегда был не согласен и что сейчас представлялось ему очень правильным, а, главное, своим личным убеждением.
Это была в его жизни первая речь. Он закончил ее высоко взведенным тенором:
— Довольно, пофилонили! Хватит дурака валять!
Никто не ожидал ничего подобного. Гуляева душила злость, Мелихов улыбался. Котов перешептывался о чем-то с Умновым, оглядываясь на Погребинского.
Погребинский встал:
— Да, прав Накатников. Кто может ему что-нибудь возразить? Кто с ним не согласен? Кто не будет работать? Таких нет. Кроме Умнова и Котова здесь таких нет.
— Не моя была очередь… Может, я буду, — вызывающе крикнул Умнов.
— А как же? Конечно, будешь! А ты что думал? Тебе особенный заведут устав? «Вожаками» заделались тут с Котовым! «Паханами»! Мальчиков поделили… А теперь не нравится? Теперь кончилось, так вы бузу завели? Ребятам головы стали дурить? Что ж, не нравится — не держим, пожалуйста. Идите туда, где на «вожаков» спрос. А нам не надо, мы как-нибудь и без «вожаков» обойдемся.
Котов прикрыл глаза рукой. Умнов собрал лоб крупными складками и смотрел в одну точку.
— Никаких атаманов в коммуне нет и не будет. Зарубите себе на носу. Никаких «больших», никаких «маленьких». Общее собрание — всему голова. Управляющий коммуной и его помощники — ваши руководители. Решение общего собрания — закон. Постановления будем проводить в жизнь через передовиков, через актив. Все должны подчиняться собранию. Все отвечают за каждого. Принимать будем в коммуну только тех, за кого поручится собрание. И если кто-нибудь станет нарушать наши порядки, заводить свои, разрушать коммуну, — пусть? не обижается, пусть не пеняет после, когда его на общем собрании попрут за двери коммуны грязной метлой. Правильно будет так?
Коммунары возбужденно переговаривались, их смеющиеся лица, одобрительные восклицания и шутки свидетельствовали о том, что сказанное Погребинским им понравилось.
Собрание затянулось почти до рассвета.
Вновь обсудили порядок дежурства, составили новые списки и вывесили их к концу собрания на стенке. Подняли вопрос о плите, которую надо переложить, о негодных кастрюлях; решили, что пол нужно мыть не меньше четырех раз в месяц. Решили выбирать еженедельно одного парня в «контроль», который бы следил за порядком, будил болшевцев по утрам, наблюдал, чтобы не нарушались правила коммуны, помогал воспитателям. Погребинский подчеркнул, что выбирать, разумеется, надо самых лучших. Для начала на первую неделю выбрали Накатникова.
Разговор с Погребинским, которого так хотел Сергей Петрович, произошел, когда ребята уже
