Дима молчал.
— Ну, гад, до отвала, значит, нажрешься в кухне? Повар, печенку слизал, а на кошку сказал!..
— Отстань, — попросил, наконец, Дима.
Этого Андрееву и было надо.
— Ты кто такой, чтобы кричать? Ты как на меня смеешь кричать?.. — орал он благим матом на всю комнату. — Ты думаешь, если тебя, котенка, в контролеры произвели, так ты на всякого лаять можешь?
Вероятно, от ругани он перешел бы к физическому воздействию, если бы на крик не собрались болшевцы. Среди них был Накатников. Тугой на соображение, Андреев почему-то побаивался этого горячего парня. Он отступил, что-то ворча под нос.
На следующий день у Смирнова вышла стычка с дневальным Королевым.
На замечание Смирнова о том, что пол спальни надо бы вымыть, Королев показал кулак и спокойно сказал:
— Катись… Таких много!..
Дима хотел во что бы то ни стало провести контроль образцово. Он. не стал ждать, пока об отказе Королева узнают Богословский и Мелихов. Он принес воды, отыскал тряпки и начал сам мыть злосчастный пол. Королев долго смотрел на него с любопытством. Потом засучил рукава и оттолкнул его:
— Пусти, я сам! И мыть-то как следует не умеешь…
Королев домыл пол и, как показалось Диме, в тоне, каким он стал теперь разговаривать с ним, появились новые ноты. На второй день контролерства при проверке спален в кровати не оказалось Беспалова.
Смирнов не уснул до двух часов ночи, когда возвратился, наконец, Беспалов.
От него пахло водкой.
Дима мягко, но настойчиво сказал, что на этот раз он промолчит, но в случае повторения заявит Мелихову.
Беспалов мутно улыбнулся и ущипнул Диму:
— Посмей, чорт драповый!..
Но больше ни разу на ночь не отлучался.
Дня через три-четыре вся коммуна вынуждена была признать, что Дима Смирнов оказался превосходным контролером.
Даже Мелихов посматривал на Диму так, словно видел в первый раз его розовое лицо, вихорок на голове, смышленые серые глаза.
К этому времени было уже решено выделить из воспитанников постоянных выборных «доверителей».
Добросовестность и распорядительность, проявленные Смирновым, делали его несмотря на молодость вполне подходящим для работы в качестве «доверителя».
Мелихов решил поддержать его кандидатуру.
Трудно определить, в чьей голове зародилась мысль о выборных «доверителях». Нужно было, чтобы кто-то помогал воспитателям подготовлять вопросы к общему собранию, служил связывающим звеном между воспитателями и воспитанниками.
Мысль эту подсказывала жизнь, оправдавшая себя практика контроля и общая твердая линия коммуны на воспитание крепкого ядра активистов — основы всего коллектива.
Об этом много и подробно говорилось в комнате Сергея Петровича, куда ребята постоянно захаживали почаевничать и дружески поболтать.
На одном из очередных собраний Мелихов выступил с предложением избрать «доверителей».
Васильев, Накатников и Смирнов получили большинство голосов. Всем было- ясно: Дима Смирнов избран благодаря тому, что образцово работал в контроле.
Впервые Смирнов почувствовал себя взрослым, совсем равным с товарищами. Коммуна не только сравняла его, младшего, со старшими по возрасту, но и выделила его, особо доверяла ему.
От этой тройки «доверителей» отпочковались продуктовая и вещевая комиссии.
Васильев и Андреев занялись продуктами. Смирнов стал ведать одеждой и бельем.
Он с головой ушел в новую для него работу. А после того как комиссиям были переданы ключи от кладовых, работа совершенно поглотила его. Он упорно думал о том, как покончить с сыростью в кладовой и уничтожить крыс, о том, что носовые платки пачкаются не столько от употребления, сколько от грязных, никогда не стирающихся карманов верхней одежды, ж придумывал способ время от времени стирать карманы.
Зимой на общем собрании был поставлен вопрос о выборе специальной конфликтной комиссии, которая подготовляла бы обсуждение вопросов к общим собраниям, разгрузила бы общие собрания от разбора мелких повседневных ссор и дрязг.
— Конфликтная комиссия — это наш коммунский суд, — разъяснял Богословский. — Выбранные вами товарищи будут обсуждать ваши проступки и определять взыскания. Не мы, воспитатели, будем вас наказывать, а ваши выборные. На основе вами же установленных правил будем бороться за порядок и дисциплину, будем беречь и строить коммуну, бороться с теми, кому она недорога. Я не называю фамилий. Кого хотите, того и выбирайте. Но помните: нет у нас сейчас дела ответственнее и важнее.
И началась бурная выборная кампания.
Калдыба, Королев, Беспалов, Чума — все, кто любил выпить и, следовательно, предполагал в будущем предстать перед конфликтной комиссией, сообразили, что если не иметь в комиссии своего пьющего представителя, дело получится «гроб».
Хриплоголосая эта группа настойчиво выкликала:
— Гагу!
— Королева!
— Гагу, он смирный!
Гага, он же Воробьев — черномазый, красноносый, — был действительно молчалив, замкнут, ко всему равнодушен. Пил он часто, но как-то без увлечения, точно по обязанности.
Другие выдвигали Васильева.
Васильев водки не пил. Высокий, русоволосый, косоглазый, он славился двумя свойствами: голосом и франтовством.
Голос у него был действительно отменный.
— Если разобьется колокол, будем выводить Косого — пущай орет!.. — шутили иногда болшевцы.
Сапоги у Косого были зеркального блеска. Умел он делать безукоризненный пробор.
Косой и Гага получили большинство голосов. Третьим был избран Дима Смирнов. Он был одним из немногих воспитанников коммуны, не имевших взысканий.
Первое заседание конфликтной комиссии происходило на другой день. Дима волновался. Впрочем, волновался не он один.
Институт «доверителей» оправдал себя. Ребята успешно работали в вещевой и продуктовой комиссиях. Конфликтная комиссия, занимающаяся вопросами быта, дисциплины, труда, была естественным, необходимым шагом, знаменовавшим дальнейшее укрепление и рост коммуны.
«Но как все это выйдет на практике?» беспокоился Мелихов. Он несколько раз ездил в Москву, чтобы получить указания, посовещаться по этим вопросам.
Предполагалось, что конфликтная комиссия будет не только проводить подготовительную, черновую работу к общим собраниям, но кое-что будет решать сама.
А кто в этой комиссии? Даже если бы выбрали самых лучших — и самые лучшие в сущности — обыкновенные жулики, для которых еще не потерял силы блатной закон. Правда, для них уже и коммуна кое-что значила. Они будут прислушиваться к словам Богословского и Мелихова. Но ведь нужно, чтобы комиссия работала и решала сама, только тогда она может со временем стать настоящей силой.
Прямое вмешательство и опека со стороны воспитателей только вредили бы этому. А вместе с тем нельзя допускать и ошибок. Предпринимался очень важный, ответственный шаг.
Сквозь заиндевевшие стекла окон тускло рдел закат. За столом, накрытым кумачовым полотнищем,
