– Первыми пойдут «однойка» и «четверка», – скомандовал Жилин, – за ними я и Макс. Потом остальные. «Двойка» и «тройка» идут замыкающими. «Пятерка» и «шестерка» остаются наверху и блокируют вход. Вперед…
Световая автоматика в кессоне не работала, пришлось включать биооптические преобразователи. На пыльном полу кессона валялись разбитые приборы, обрывки проводов, в одном месте намерзла мутная лужа. Кончиком языка Яэль перевела зрительный преобразователь в режим двойного усиления – картинка стала немного расплываться, зато проступила ярче. Впереди, закручиваясь вниз, обозначился винтовой пандус. Поверхность его была удобная, рубчатая. Пандус выводил в наклонный туннель. Там, где туннель скрывался за поворотом, горела «вечная» лампа. Подозрительных теней она не давала, но все же киберразведчик, пронумерованный «единицей», опасливо выглянул за угол и послал сигнал по системе – чисто.
Поворот. Еще один туннель, круглый и широкий, как в метро, облицованный гладким металлопластом. У стены с надписью «Ремзона» были кое-как поставлены самоходные платформы, когда-то перевозившие бруски дейтериевого льда. Крайняя из платформ была завалена тяжелой тарой.
За грязными окнами бывшей столовой были в беспорядке навалены столы и стулья, уцелевшая лампа накладывала мутный блик на перевернутую киберкухню. Два забытых робота застыли манекенами.
Яэль приоткрыла забрало и тут же его захлопнула. Дышать в туннеле было можно… но не хотелось. Тянуло сыростью, как из погреба, на облицовке стен нацвела… паутина не паутина, грибок не грибок… Мох, что ли? Дышит, шевелится… Большие пятна полупрозрачной вонючей плесени покрывали трубы гидросистемы, протянутые вдоль стен туннеля. В спертом воздухе не выветривались тошнотворные, удручающие запахи. Пахло как в модулях беженцев – сырыми, перепревшими пеленками, помоями, мочой, подгоревшей кашей, сбежавшим молоком, прокисшей капустой… Так и ждешь, когда до тебя донесутся звуки ленивой перебранки и нервного звона кастрюль.
– Может, на платформе доедем? – предложил Гирин.
– Рискнем, – согласился Жилин, – а то нам еще идти и идти… И где их искать – неизвестно.
Жилин выбрал платформу поновее, сел на край, свесив ноги, и похлопал по настилу:
– Рассаживайтесь.
Максим уселся впереди, протянул руку за спину и вжал кнопку на пульте.
– Запрос? – прошипело из звучателя.
– Ручное управление, – буркнул Гирин.
– Выполнено.
Платформа дернулась и потихоньку покатилась, подпрыгивая на «хвостах» разделанных кабелей, аккуратно объезжая какие-то ящики, плохо смотанные рулоны облицовки. Свет был неярок, панели на потолке горели через одну, а то и реже, и бойцы полностью утратили видимость. Яэли казалось, что она одна едет на платформе. По сырому подземелью, сырому и мрачному…
Скибры впереди замерли у поперечного коридора, ощупали толстые прутья, грубо и часто приваренные, зарешетившие проход, и попрыгали дальше. Сколько Яэль ни вглядывалась во тьму за решеткой, так ничего и не увидела. Мокро, темно и холодно. И слизь какая-то на стенах блестит, желтая и неприятная. Из кучи киснущего тряпья выглядывают круглые фосфоресцирующие шляпки озерных грибов, тугих и крупных – побольше волейбольного мяча. Пахло от них сырой картошкой.
– Кое-какие туннели аж до Коцита доходят, – негромко заговорил Бранкевич, видимо, не выдержав «псевдоодиночества». – И чего в них только нет! Шахтеры понарассказали… Про ползунов, про прыгунов, про жгучую антенницу… Эту я и сам видел. В шахте, возле обсерватории. – Бранкевич, вероятно, махнул рукой, определяя запад – по воздуху прошло марево. – Я иду, а она из норы щупальце тянет… Ох, я и орал! И что ей так в наших шахтах нравится?
– А чего удивляться? – хмыкнул Черняк с другого борта. – И мокро, и тепло…
– Ничего себе – тепло! Плюс тринадцать!
– Ну, все равно, не минус же… Вон! Вон у стены!
Яэль поджала ноги, ухватилась за поручень и вытаращилась на колючее растение, разворачивающее к платформе длинные щупы.
– Антенница!
– Не вздумайте пальнуть! – предостерег бойцов Жилин.
– Шо ж я, дурак? – фыркнул Соловейчик.
– А кто? – не смогла не съехидничать Яэль.
Бранкевич пнул антенницу ногой – проплыл «образ» стеклянного сапога. Щупы мгновенно убрались. Растение, отсвечивая темно-красным, стало запихивать себя обратно в щель.
– Наверху они вялые, – рассказывал Бранкевич оживленно, – в песок закапываются, хрен найдешь. А тут – вода, хоть залейся…
– Разрезвились, – проворчал Жилин, ставя лучевик на предохранитель. – Какая здесь глубина?
Гирин посмотрел себе под локоть, на перевернутую приборную доску.
– Сто пятьдесят.
– Может, мы не тут ищем?
– Да тут они где-то… Стоп!
Платформа дернулась и остановилась.
– Слышите? – Гирин замер в неудобной позе, подняв руку.
Яэль затаила дыхание и вслушалась – слабеньким эхом докатился не звук даже – звучок. Ритмичное
