Антон пропустил всех в шлюз подземки (от павильона не осталось даже каркаса) и осмотрелся напоследок. Да, погуляла непогодка… Только Регенерационный, похожий на старинный элеватор, и серый куб энергостанции возвышались среди песчаных холмов. Все остальное – здания, мачты, само основание купола – все было перемешано с песком или разбросано в радиусе сотни километров. Даже подземные бункера разворотило и высосало, как устриц.
Шквалы стихли, ветер задул постоянный и спокойный – уже не к атмосферному заводу, а от него. Закрученная пружина бури разворачивалась обратно, стихая и гася свою энергию.
– Антон! Че ты там копаешься?
– Иду, иду!
Антон осторожно спустился по засыпанному песком эскалатору и прошел воздушный шлюз.
– Все здесь? Серега, будь другом, сделай перекличку!
– Щас! Гаекванда!
– Здесь!
– Кольцов!
– Тут я…
– Щукин!
– Я!
– О'Риардон!
– Туточки.
– Жеже! Как тебя… Виньяль!
– Ici.
– Андреев!
– Я!
У лопнувшей стены Антон увидел Вожжеватова. Мертвого, полузасыпанного песком. Его лицо, забрызганное кровью и покрытое багровыми корочками пыли, было искажено болью. Так и не проснулся, понял Антон, брезгливо разглядывая труп, и не «выпал в осадок». Это декомпрессия так постаралась… Мучил других? Вот и сам помучился.
– Все здесь, Антон!
– Ага, – вздрогнул стажер, – я слышал. А у меня пять штук брони унесло. Черт… зря старался только!
– Ничего не зря! – энергично воспротивился Никольский. – Веди!
Антон зашагал по пустынному и темному туннелю – горели только красные панельки у потолка. Глухое грюканье бронесапог пускало веерное эхо, и создавалось впечатление беспорядочного топота, глухого наката, сквозь который пробивались неожиданно четкие звуки шаркнувшего протектора или клацанья пластин.
А потом свет нагрудных фар бронескафандров отразила гибкая Аэлита. Дошли! Антон схватился за штурвальчик на двери противометеоритного убежища с намалеванным серпом и молотом и раскрутил его. Дверь распахнулась легко, как калитка в палисаднике (мелькнуло видение – берег Южного Буга, парк, усадьба деда, пластмассовые каюки у дощатого причала…). Лучи фар скакнули и осветили бликующие круглые шлемы ополченцев. Напряженные лица – такие знакомые, почти родные! Свои! Жилин, Гирин, Бранкевич, Черняк, Соловейчик. Даже Ковальскому Антон был рад безумно, даже зануде Виджаю. Напряжение на лицах мутировало в радость узнавания, твердые рты размягчились улыбками.
На Антона так сильно повлияло драгоценное чувство товарищества, что даже глаза защипало. Он торопливо поднял забрало, по-прежнему боясь пролития слезной жидкости, отцепил перчатку и протянул руку. Жилин крепко пожал ее и хлопнул по здоровенному налокотнику БК.
– Ну вот, все в сборе! – улыбнулся мастер. – Колманов, Ковальский, разбирайте броню и дуйте в Соацеру! А мы пока техкуполом займемся.
Добровольцы загалдели, окружили Антона, толкаясь и щупая настоящий бронескафандр. А потом подбежала Яэль. Сняла шлем, привстала на цыпочки. Антон наклонился и долго целовал мокрое лицо девушки – подбородок, губы, нос, щеку, – чувствовал соль, но улыбался.
– Ты уже все? – спросила Яэль, задирая голову.
– Все! – выдохнул Антон.
– Насовсем?
Антон не ответил. Он очень осторожно приобнял девушку мощными лапами, боясь задействовать мышечные усилители, легонько прижал к ребристому корпусу БК. Яэль счастливо вздохнула.
– Тихо! – вдруг гаркнул Черняк. И все услышали прерывчатый звон радиофона. – Сверхсрочный вызов!
Гоша мигом достал коммуникатор, и над серым, замусоренным полом убежища повисла голова Йенсена. Спецуполномоченный сиял.
– Добрый день! – затараторил он. – Здравствуйте! Жилин здесь? Глеб Петрович, «Хазри» выходит на финиш!
Глава 36
Небо озарилось дрожащей фиолетовой вспышкой. Протянулись, удлиняясь и трепеща, четкие тени. В
