— И это моряки Черноморского флота… — выцедил он.
— Краснофлотцы мы! — крикнули из задних рядов.
— Макаки вы красножопые, — печально констатировал каперанг. — Ибо даже дикое и непотребное звание «краснофлотец» несёт в себе причастность к флоту, а флот — это стройность, чёткость, чистота и порядок безукоризненные! Я покидал «Катюшу» образцовой дамой, а вы довели её до состояния дешёвой проститутки. Хлев на палубе! — гаркнул он. — Что, хотели взять флот в свои трудовые руки? Взяли? И превратили боевые корабли в плавучие гальюны!
Часть матросов поникла, другие продолжали дерзко посматривать на офицеров. Тимановский, попыхивая раскуренной трубкой, скомандовал:
— Большевики, выйти из строя!
Двое-трое дёрнулись выйти, но товарищи придержали дураков. «Расстреляют!» — пронеслось шипение.
Вперёд шагнул матрос саженного роста, страшного вида человек, и прогудел:
— У нас большевиков нема, мы трохи другие, хто в эсерах, хто анархисты. Властей не признаём, а к «красным» откачнулись, потому как у них воли поболе вашей.
— И что ты с этой волей делать станешь? — с интересом спросил Тимановский. — Ну напьёшься. Нажрёшься. Девку облапаешь. Так это и боров любой может, кот с помойки так живёт, а ты-то венец творения. По образу и подобию Божьему создан. Тебе, помимо головки на члене, ещё и голова дана, чтобы ду-умать, а не чавкать ею! Читайте вашего Маркса, господа. Не так уж и глуп был этот немец. Знаете, что он сказал однажды? «Свобода бывает от чего и для чего». Ду-умайте, говорю вам!
Матрос засопел, раздувая ноздри и перекатывая желваки.
— Кто таков? — осведомился полковник.
— Лукьян Елманов, — пробасил матрос, — кочегар 1-й статьи.
— Так вот, Елманов, — спокойно сказал Тимановский, затянулся дымом, зажмурился, пыхнул трубкой и продолжил: — Спорить я с тобой не стану, времени нет на ерунду. Скажу одно: я — полковник 1-го Офицерского полка. У вас, у анархистов, я слыхал, флаг чёрный? Вот и у нашего полка тоже — черней некуда. Только по черноте этой белый Андреевский крест начертан! А вот на вас креста нет. Клеймо на вас! У каждого из вас на лбу незримая печать иудина! Как пошли вы за красными бесами, так и прокляли вас! И мы одного хотим — снять с вас это проклятие, вернуть вам образ человеческий. Кто-то из вас спасётся, кто-то продолжит упорствовать, так и будет переть против заповедей Божьих и законов людских — ну, тут каждый выбирает для себя. А мы, перед вами стоящие, «белые». Вот только дурь большевистскую вы из голов своих повыбейте! Не за царя мы и не за помещиков. Корнилов вон землю крестьянам отдал, а Деникин и вовсе крепостного сын! А теперь думайте.
Тимановский смолк, а капитан Сергеев начал раздавать приказы. И тысяча с лишним матросов послушалась командира. Одних страх сломил — уж больно много офицерья было, да марковцев с винтарями, другие обрадовались даже, что господа вернулись и снова будут всё за них решать, а третьи… Да кто их знает, этих третьих? Может, и в самом деле задумались. Раскаялись даже, жизнь новую начать решили, чтоб с чистого листа и без помарок. Наверняка были и четвёртые, и пятые — те, кто затаился, решив прикинуться послушными «барской» воле, и будут ждать момента, чтобы повернуть всё назад.
…Сотни моряков бросились отмывать, отчищать запакощенную «Императрицу Екатерину Великую», а в утробе корабля уже рождался басовитый гул — заворочались могучие машины, дымки показались над трубами. Оживал и «Император Александр III» — светло-серая громада с ржавыми потёками по бокам. На его палубе тоже было заметно бойкое шевеление.
Кирилл, малость успокоившись за судьбу операции, приблизился к фальшборту. Светало. Розовое полотнище распахивалось над бурыми холмами, у подножия которых выделялись цементные заводы. По набережной проехал первый фаэтон с сонным извозчиком на облучке, понурый ослик потащил громадную арбу.
Тимановский постоял рядом с Авиновым, уютно пыхтя трубкой, а после поднял голову к крылу мостика, где каперанг разминал папироску, и громко сказал:
— Пора сигнал нашим подавать. Стрельнуть бы на манер «Авроры»!
Сергеев кивнул — иезуитская улыбочка зазмеилась на его губах.
— Ох и приголублю я «краснюков»! — проворковал он и скрылся в боевой рубке. — К бою — товсь!
Минуту спустя загудела носовая орудийная башня, разворачиваясь к западу, в «эту сторону». Приподнялся один левый ствол, выцеливая здание ревкома Черноморской Советской Республики. Скрытая бронёй, шла напряжённая и слаженная работа — дальномерщик измерял дальность и передавал данные по артиллерийскому телеграфу в центральный пост, расположенный на третьей палубе непосредственно под носовой боевой рубкой. Матрос-гальванер вводил дальность до цели в задающий прибор прицела, и тот передавался на все орудия разом. Упреждённая дальность до цели… Курсовой угол цели… Поправки… Целик…
Наводчик, командир башни и старший артиллерист будто соревновались в скорости и точности. И вот…
— Огонь!
Палуба под ногами сотряслась, а двенадцатидюймовка так ахнула, что Кирилл присел. Мысли вынесло из головы, в ушах звенело, Авинов всё глотал и глотал открытым ртом воздух, остро и едко вонявший сгоревшим кордитом, глотал, как рыба, и так же, по-рыбьи, таращил глаза на «эту сторону».
Снаряд-«чемодан» ушёл, шурша, и ударил по далёкому особняку. Белёный двухэтажный дом с красным флагом мгновенно вознесло тучей обломков, пыли комков земли. Уши Авинова плоховато различили громыхание далёкого взрыва.
— Боевым постам — дробь! — скомандовал довольный каперанг. — Вернуть стволы в диаметральную плоскость. Пробанить орудие.
Кирилл смотрел вокруг, как зачарованный, словно выстрел снял пелену с глаз, явил мир резким, ярким, чётким.
Где-то за горами сейчас трогался бронепоезд, с гулом входя в туннель. Скоро засвистят паровозы, поспешая следом. Добровольцы атакуют Новороссийск, занимая город с вокзала, отжимая «красных» к берегам моря и бухты, опрокидывая противника, топя в холодных волнах…
А линкоры тем временем сбрасывали с себя оковы швартовов и торжествующе гудели, словно гигантские чудовища, укрощённые офицерами флота — и выпущенные на волю.
Загрохотали лебёдки, полезли из глубины мокрые цепи, показались облепленные илом якоря. Взбурлила вода, закрученная четырьмя винтами, и «Императрица Екатерина Великая» медленно отвалила от причала. Следом шёл «Император Александр III».
«Катюша» плавно вышла из бухты. Море встретило её сурово — серыми волнами, солёными брызгами, шквалистыми порывами ветра, но линкор одолевал стихию. Острый форштевень «Императрицы Екатерины Великой» не выпирал книзу, как у римских трирем и старых броненосцев, он отвесно опускался в воду, по прямой, разваливая пенные валы, разрезая волны. Воля!
Глава 14
КРАСНЫЙ ПЕНТАКЛЬ[110]
