И римляне «вдарили». Их поналезло великое множество – наступали целые кентурии, с гиканьем скача через дувал, спрыгивая с крыш. Катафрактарии топтались посреди улицы, за баррикадой из тел животных, насаженных на копья, и тянули из ножен длинные мечи. А римляне не кидались в драку. Они выхватывали кинжалы-пугио, ныряли под попоны огромных коней и вспарывали вислые чрева. И выныривали, отфыркиваясь и отплевываясь после кровавого душа. Кони валились, падали драгоны и барахтались на земле, как жуки, не имея сил встать, – так тянула к земле их броня.
«Пробка» стала рассасываться. Рванулись по улице галлы, сшибая одиноких, потерянных саков. Побежали легионеры, гремя скутумами. Кентурионы их подбадривали, отдавая город на разграбление.
– Гефестай! – позвал Лобанов, но не увидел друга рядом. – Эй!
Он кинулся к айвану. Кушан лежал, согнувшись, у самой стены, обеими руками зажимая рану в боку. Из-под пальцев его сочилась кровь. Искандер, припадая на левую ногу, подбежал к Гефестаю и неловко опустился.
– Прикройте меня! – крикнул Тиндарид, вытаскивая медицинскую сумку.
Лобанов выпрямился, хватая круглый фракийский щит, валявшийся под ногами. В шаге от него набычился Эдик с кинжалом в одной руке и с мечом в другой. Как там, в мультике, пели?.. «К нам не подходи, а то зарежем!»
– Хана Антиохии! – крикнул Эдик.
Лобанов мрачно кивнул. Римская конница проносилась лавиной, растекаясь железным потоком по улице и переулкам. Трусцой бежала пехота. Сергей с Эдиком прикрывали айван, а римляне ступали себе мимо, не отвлекаясь на такую мелочь, как четверо парфян. Вся Антиохия-Маргиана лежала перед ними – грабь, насилуй, жги! Город пал…
– Ай! – вскрикнул Эдик.
Пара стрел, пущенных из арбалета, пробили Чанбе левую руку и бедро. Пальцы разжались, роняя трофейный кинжал-пугио. Третья стрела поразила руку правую. В пыль упал ксифос. Лобанов прикрыл Эдика своим щитом и отбил стрелу номер четыре. Кто стрелял?! Сергей обшарил глазами дом напротив. А это легионеры развлекались! Они сидели на крыше дома через улицу, свесив ноги в пыльных калигах, и стреляли в четверку из арбалета. Римляне хохотали, хлопали себя по мускулистым ляжкам и кричали: «Дай я, дай я! Теперь моя очередь!»
Плешивый ветеран сбросил шлем, почесал потную макушку и вскинул арбалет. Лобанов не стал ждать, пока тот спустит тетиву. Он мгновенно наклонился, схватил упавший кинжал и метнул его через улицу. Хорошо отточенное лезвие вошло плешивому в шею по рукоять. Ветеран выронил арбалет, выпучил глаза, забулькал и кувыркнулся в пыль.
– Так его… – простонал оседающий Эдик.
Прозвучала резкая команда, и четверо легионеров, несшихся по улице, неохотно замедлили шаг и свернули к айвану. Лобанов сжал зубы и отвел свой акинак. Быть сече?..
Легионеры спешили за добычей, а посему церемониться не стали, кинулись на Сергея всем скопом. Квартетом ширкнули доставаемые из ножен острые гладиусы. Лобанов и сам начал движение. Поднимая щит, он присел на колено и ударом ноги сбил с катушек крайнего римлянина. И тут же, обратным движением, рубанул по ноге следующему в очереди. Легионер заорал благим матом. Лобанов подпрыгнул и ударил его в голову, отбрасывая на парочку однополчан. Один легионер – видать бывалый, устоял. Другой, помоложе и потрусливей, отшатнулся, занося меч для рубящего удара, – и открыл бок для удара колющего. Лобанов выгнулся в позу Рабочего, того самого, что на пару с Крестьянкой вздымает орудия труда у ВДНХ, и вонзил акинак молодому под мышку.
Но не «таёр» был Сергий Роксолан, не «таёр»… Не уследил, как галл-ауксиларий раскрутил лассо и накинул ему на плечи, рывком стягивая петлю и понукая коня. Сергею сбило дыхалку, железным обручем сжало руки по швам. И швырнуло с размаху оземь, потянуло, вихляя и перевертывая по пыльной мостовой, по лужам крови, по кучкам навоза, по битым черепкам… Обезболивающим уколом пала тьма.
Очнулся Сергей в исходном положении, то есть лежа на животе, руки по швам, но лица касалась не сухая грязь улицы, а шелковистая трава. Секунду спустя разверзлись хляби небесные – на голову Лобанову вылили ведро мутной воды из арыка. Отплевываясь, Сергей отжался на руках и сел. Краем глаза ухватив панораму – он находился в кругу похохатывавших легионеров, – Сергей осмотрел себя. Кольчуга сверкала, надраенная мостовой. Если бы не эти колечки стали, сплетенные в доспех, ему бы все пузо стесало об землю.
Колено распухло… Еще бы ему не пухнуть. И голова раскалывается… Обо что он, интересно, треснулся сим тупым предметом?..
Сергей поднялся, удерживая в равновесии качавшийся горизонт.
– Оклемался? – спросил грубый голос.
Сергей поднял глаза. На него в упор смотрел высокий, сухопарый мужчина предпенсионного возраста. Его ребристую грудину обтягивала алая туника, голенастые ноги были обуты в красные калиги, костистые руки упирались в бока. Серебром сверкали поножи, блестящий шлем был украшен гребнем под цвет тунике. Узкое лицо с хищно загнутым носом выражало надменность гражданина Рима и злое торжество победителя.
Рядом с победителем и гражданином стоял Мир-Арзал Джуманиязов. Бандит, приодевшийся в «бэушную» тунику, выглядел потешно – словно трансвестита играл. Полностью войти в образ мешала аккуратно подстриженная бородка.
– Ты стоишь перед сиятельным Гаем Авидием Нигрином, – с пафосом сообщил Мир-Арзал, – сенатором и консуляром!
– Морду попроще сделай, – посоветовал ему Сергей, разминая шею. – Где мои друзья, консуляр?
Гай Нигрин хмыкнул, его восхитила наглость варвара.
А Мир-Арзал бросился на защиту чести и достоинства нового хозяина, отводя руку для удара, и нарвался на прямой левой. Нокаут.
– Где мои друзья, я тебя спрашиваю?! – повысил голос Сергей, потирая кулак.
