Гай Нигрин нахмурил брови, соображая, но вскоре лицо его разгладилось.
– Живы твои друзья, варвар, – усмехнулся Нигрин. – Пока! Давай так… Я устраиваю игры в честь победы, а ты у нас, смотрю, драчлив… Будешь сегодня биться! Без оружия! Выйдешь победителем в первом бою – я оставлю жизнь одному из твоих друзей. Победишь в трех боях – спасешь их всех. А если и в четвертом одолеешь того, кто выйдет против тебя… Ну, тогда и сам избежишь смерти! Я даже не прикажу отрезать твой поганый язык! Понимаешь меня или нет?
Легионеры загомонили, горячо поддерживая и одобряя затею своего командующего.
– Кольчугу снять! – бросил Нигрин, повернулся и пошел прочь.
За командиром двинулись воины. Шатаясь, убрел Мир-Арзал.
Стало просторнее. Сергей осмотрелся. Он стоял посреди загона, огороженного плетеным тыном. В дальнем углу паслись три лошади, хрупая травку, а рядом совсем, в тени палатки из кож и досок, лежали пластом Гефестай, Искандер и Эдик. Хромая, Сергей подбежал к друзьям. Дышат вроде… Сын Ярная хрипит, постанывает, лоб в капельках пота. У Тиндарида лицо бледное, он дышит часто и неглубоко. Раны Эдика перевязаны чистыми тряпицами.
– Не буди их, – послышался нежный голосок, – я дала им выпить макового отвару. Пусть поспят…
Лобанов обернулся… и обратился в соляной столб. В статую «Восхищенный созерцатель». Перед ним стояла молодая девушка, очень хорошенькая, в длинной голубой тунике, прекрасно облегавшей высокую грудь и западавшей в узину талии. Пышные золотистые волосы собраны в высокую лемнийскую прическу, открывавшую стройную шею, милое личико цветет улыбкой, красивые гладкие руки держат кожаную коробку с лекарствами. Сергей почувствовал сердечный укол.
– Прелесть какая… – растерянно пробормотал он.
Девушка залилась тихим смехом, а ее телохранитель, пожилой легионер, заворчал недовольно.
– Меня зовут Авидия Нигрина, – сказала девушка, – а кто ты?
– Сергий, – представился Лобанов на римский лад, – Сергий… Роксолан.
Авидия изящно присела перед Гефестаем, обтерла ему пот со лба. Сын Ярная блаженно улыбнулся во сне и зачмокал губами. Дочь Гая Нигрина зажала рот ладошкой, чтобы не засмеяться. А Сергей мучился в потугах найти тему для разговора с девушкой. Какой вопрос задать? О чем вообще говорят с римлянкой из знатного семейства? О, это мысль!
– А вы… – затянул Лобанов, – из семьи патрициев?
– А почему «вы»? – засмеялась девушка, позволяя Сергею любоваться идеальными дужками своих зубов. – Разве меня много?
– А-а… – растерялся Сергей. – Это… М-м-м… Так принято на моей родине, из вежливости мы обращаемся к человеку на «вы»…
– Понятно… – Авидия осторожно смотала окровавленную тряпицу с простреленной руки Эдика и смазала розовое зияние раны пахучей мазью. – А где она, твоя родина?
– Очень далеко, – честно признался Сергей. – Там где-то, – махнул он рукой на северо-запад, – за степью, за морем… А потом опять степь пойдет, реки великие, леса дремучие…
– Далеко… – признала Авидия. – Да, я патрицианка, но почему ты спрашиваешь об этом?
– А с каких это пор патрицианки помогают пленным варварам? – парировал Сергей.
– Вы не пленные, – уточнила статус Авидия, – вы рабы. Сначала отец хотел всех вас распять, но я уговорила его не делать этого… Теперь, если ты победишь на играх, всех вас продадут в гладиаторы… Конечно, – вздохнула она, – нет жребия презренней, это самое дно жизни… Но жизни!
Сергей присел на корточки и заглянул в лицо девушке. Пальцы так и тянуло коснуться бархатистой щечки, отвести завиток волос…
– Спасибо тебе… – сказал Сергей негромко.
Авидия только посмотрела на него и улыбнулась. Улыбка ее не была веселой, она полнилась тихой и светлой радостью, в ней не чувствовался жаркий огонь, но расточалось неземное сияние.
– Все… – сказала Авидия и поднялась. – Если проснутся, – добавила она деловито, – дашь им вот это, пусть сделают по два глотка.
Девушка протянула Сергею чашу с млечным настоем. Он принял чашу и коснулся пальцев Авидии Нигрины. Лобанова как током шибануло. Девушка вскинула на мгновение взгляд и тут же прикрыла глаза трепещущими ресницами.
– Мне пора, – сказала она тихо и ушла, склонив голову, словно крепко задумавшись или высматривая тайные следы на тропе.
Старый легионер ухромал следом. Мысли в голове Сергея неслись в три слоя. «Пастушка младая на рынок спешит… Если враг не сдается, его уничтожают… Амур стреляет из двухствольного карабина…»
– И попадает… – пробормотал Лобанов.
Четверо дюжих ауксилариев вывели Сергея через Порта Преториа, главные ворота лагеря. Справа, за трактом, догорал рабад. На заднем плане, за желтыми зубчатыми стенами Антиохии, тянулись в блеклое небо столбы дыма, то серо-белесого, то копотно-черного. А прямо перед Лобановым возвышался амфитеатр, на скорую руку сколоченный из бруса и досок. Огромная, ступенчатая чаша амфитеатра удерживалась массой подпорок, стояков и откосин.
– Когда ж вы успели? – проговорил Сергей.
– Топай, топай! – прикрикнул молодой прыщавый сириец, чьи румяные ланиты едва ужимались нащечниками шлема.
Лобанов ничего не сказал, потопал, куда велено, и вышел на арену, окруженную рядами трибун. Все места были заняты римским воинством, а в первом ряду восседал комсостав. Сергей ожидал увидеть под
