Эллин стоял, прижавшись к статуе, и дикими, полубезумными глазами осматривал маленькое круглое поле сражения. Все его «войско» полегло, а он толком и не разглядел, как причинялась смерть!
Пандион выхватил кривой кинжал, и замахал им, кроя воздух и щеря зубы.
– Не подходи! – заверещал он. – Порежу!
– Брось нож, – лениво молвил Сергий.
– Не подходи!
Лобанов метнулся навстречу стальному мельканию, перехватил руку с кинжалом, и сломал ее в запястье. Клиночек зазвякал по плитам пола, а Сергий, крепко ухватясь за здоровую руку Пандиона, поднатужился и перевалил эллина за перила.
– А-а-а! – заорал Пандион, изгибаясь и корчась от ужаса. До твердой земли отсюда было двести пятьдесят локтей…
– Продолжим наш разговор, – удовлетворенно сказал Сергий, свободной рукою держась за Посейдона. – Только ты отвечай побыстрее, а то рука устанет, и ты отправишься в полет. А лететь тут – ой, да ну!
– Не-е-ет! – завыл Пандион. – Я дам тебе любые деньги!
– Обойдусь. Где Зухос?
– Это нельзя! – захрипел Пандион, обращая кверху белое лицо.
Сергий тряхнул Пандиона, и повторил вопрос:
– Где?
– Он… Он… – проговорил эллин, задыхаясь. – Он где-то на Ниле… Зухос плывет в Мемфис, потом – в Фивы!
– Зачем?
– За оружием!
– Когда назначена сделка?
– Через… – всхлипнул эллин. – Через два месяца!
– Кто продавец?
Пандион неожиданно зарычал, подтянулся на одной руке, цепляясь сломанной, упираясь в камень ногою, готовясь вцепиться в Сергеево предплечье зубами.
– Счастливого полета! – хладнокровно пожелал Лобанов, и разжал пальцы.
– А-а-а-у-у! – исторг эллин вопль, и канул во тьму.
Северный ветер подхватил падающее тело мощным порывом, отнес в сторону, к берегу моря. Душераздирающий вой заглох, но звук падения не донесся до верхней площадки, слишком высоко она была.
Сергий устало обошел место боя, убедился, что все его противники мертвы, и приблизился к перилам на южной стороне. Вся Александрия лежала перед ним. Кварталы и здания выделялись черными многоугольниками, подсвеченными светильнями и фонарями. Квадратом светилась военная гавань Кибот, забитая триремами. Над городом не мерцало зарево, схожее с московским или нью-йоркским, и ни один огонек не колол глаз. Свет от Александрии исходил мерцающий, красный, оранжевый и желтый, но очерчивая даже малые переулки. За южными стенами мерцало озеро Мареотис, и серебряной дугой гнулся Нильский канал, а дальше залегла черная, непроглядная тьма – ни огонечка, ни отсвета. Там пластался Египет, узкая долина жизни, зажатая меж двух пустынь, туда им всем лежит дорога…
Визгливо заскрипел блок подъемника. Сергий подобрал пару ножей, свой и заемный, и стал ждать продолжения.
Из проема выдвинулась клеть, и на площадку выпрыгнули Искандер, Эдик, Гефестай и незнакомый старикан с факелом в руке.
– Живой! – воскликнул Эдик.
– Да что ему сделается! – ухмыльнулся Гефестай.
– Так это не ты летел? – нервно спросил Искандер.
– Да спорхнула тут одна птичка-невеличка… – усмехнулся Сергий.
Друзья заговорили разом, перебивая друг друга, делясь впечатлениями и отводя душу. Старикан с факелом громко кашлянул.
– Спускались бы вы, что ли? – проворчал он, оглядывая трупы. – Намусорят вечно, намусорят…
– А ты кто такой? – задиристо спросил Эдик.
– Я – тутошний смотритель, – строго сказал старик.
– Мы уже уходим, – миролюбиво сказал Сергий.
Поворчав для порядку, смотритель поднялся по лесенке к чаше, уложил дрова и щедро залил маслом.
– Факел подай! – сказал он.
Сергий подал. Огонь в чаше вспыхнул и загудел, набирая силу, а старикан принялся вертеть рукоятку, придвигая бронзовое зеркало.
– Вам на какой? – спросил Эдик, дурачась.
