черных с синим, а поодаль стояли в рядок боевые лодьи – длиннотелые, хищных очертаний корабли. Мелкая волна вскидывала их форштевни – пока что пустые. Головы драконов, горгулий и прочих чудищ, украшающие их в походе, были сняты в виду родных берегов – своих-то зачем пугать? Успокаиваясь и радуясь, Олег насчитал семь лодий.
– Во! – хмыкнул Клык. – Ишшо три штуки настругали! Ну, молодцы! Ужо намнём лангобардам по телесам!
Убрав паруса, дромон подошёл к пристани на вёслах. Пара босоногих гридней в одних кожаных штанах приняла швартовы и живо накрутила их на крепкие деревянные столбы.
Прибыли.
Блистать белыми одеждами магистра Сухов не стал – обрядившись в чёрный сагий, расшитый золотыми орлами, он спустился по трапу на бревенчатый причал. И сразу же услыхал родную речь:
– А чего это сюда ромеи припёрлись?
Вопрошал молодой и норовистый гридень с наглыми глазами забияки. В одних портках да в тяжёлой куртке из буйволиной кожи, обшитой роговыми пластинами, гридень задирал нос не по чину. Шлем с наносником и выкружками для глаз был молодцу великоват и сидел косо, а из-под него выглядывали две смешные рыжие косицы.
– Ты глазья-то разуй! – прикрикнул на него Боевой Клык. – Нашенский это Олег! Али не признал?
Парень охнул и засуетился:
– Князюшка, вот не ждали!
– Ступай отседова, Стемид, да ярла призови.
– Карла, что ли?
– Всех, кого сыщешь, – и Карла, и Олава, и… Чьи это лодьи стоят, ведомо тебе?
– А как же! – взбодрился Стемид. – Вон, с краю, Карла Вилобородого лодья, «Пардусом» наречена. Рядом «Семаргл» Веремуда Высокого и «Вий» Гуды Змеиного Глаза, а четвёртая отсюда кабыть «Лембой» Рулава Счастливого. За ним сразу «Финист» Вуефаста Дороги…
– И этот здесь? – осклабился светлый князь. – Ага! Да ты не молчи, я слушаю. А те, што за «Финистом»?
– Которая последняя – «Морской змей» Олава Лесоруба, – протараторил Стемид, – а та, что поближе, – «Зилант», Либиар Лысый его на той неделе в море вывел.
– Вот и давай их всех… куда? А давай к тому дому с колоннами, где мы хазарина вешали. Живо!
Стемид почесал так, что босые пятки засверкали, а делегация стала чинно подниматься по крутой тропке наверх, к городу. Олег постоянно встречал приметы здешней жизни, и они находили отклик в его русской душе. Вон молодые девки в одних рубахах стоят, вёдра тащат полные, аж коромысла гнутся. У девиц на головах веночки, сзади косы до пояса, а ветерок шаловливо задирает подолы или облепляет точёные фигурки, подсказывая рассудку незримые черты. А где-то петух голосит, мычит корова, звякает кузнечный молот. Русским духом пахнет, вот только запах распаренных банных веников странно сочетается с ароматами полыни и гниющих водорослей.
За распахнутыми воротами крепости Олегу открылась извилистая улица, впадающая в пыльный майдан. Под ногами пощёлкивало – уличку по эллинскому обычаю мостили галькой, осколками битых амфор, кувшинов и прочей утвари.
Россы были пришельцами в здешних безлесых краях, но приспособились они быстро. Ставили хаты- мазанки, кто побогаче – дома из ракушечника складывали. А рожь сеяли вместе с пшеницей, получалась сурожь, оттого и море так назвали.
– Тебя тут, как венценосную особу, встречают, – проговорил Пончик. – По улице живого магистра водят, как видно, напоказ. Угу…
– Цыц! – сказал Олег. – Не мешай мне исполнять волю государеву.
А на улицах Тмуторокана и впрямь людно стало. Население тутошнее, зрелищами не избалованное, выходило посмотреть на ромейского вельможу, являясь всем семейством. Причём к статному блондину, светлоглазому и светлокожему, частенько жалась чёрноглазая брюнетка из алан, булгар или ясов – тут вместе сходились горы, степь и лес.
– Олежа!
Сухов встрепенулся, завидя крепкого деда, будто сделанного из стали и сыромятной кожи. Это был Турберн Железнобокий.
– В гости припожаловал, дорогой? – осведомился он, лучась.
– Кстати, да! – ответил Олег, попадая в ухватистые объятия старого варяга. – Ну и по делу тож – базилевс в поход призывает.
– А далече ли? – Глаза Турберна вмиг сделались цепкими.
– На Италию! Пока ромеи будут лангобардов колошматить в Апулии, мы вперёд уйдём – в Амальфи нагрянем, в Неаполь заглянем, в Гаэту завернём…
Олег, привыкший к ромейскому порядку и размеренности, не хотел обсуждать детали похода на улице, однако над варягами не довлел церемониал – вскоре магистра и аколита обступили плотной толпой, а потом в середину протолкались ярлы – все как один в шёлковых рубахах и в портках из рытого бархату, а уж сапогам их, расшитым жемчугами да каменьями, позавидовал бы любой модник с Месы. Карла Вилобородого Сухов узнал – встречал однажды. С Олавом Лесорубом и Вуефастом Дорогой он в поход ходил на Ширван, а остальные ему были незнакомы. Зато их хорошо знал Инегельд.
После радостного рёва и мощной серии дружеских тумаков светлый князь отрекомендовал ярлам Олега, магистра и аколита, после чего представил Сухову своих знатных знакомцев. Высокие договаривающиеся стороны пошаркали сапогами в пыли и вернулись к обсуждению дел насущных.
– Лангобардов я не встречал, – задумался Карл Вилобородый. – Франков бил, свеев бил, саксов бил, а с лангобардами не пересекался.
– Ой, да те же франки, считай! – отмахнулся Инегельд. – Разомлели они в своей Лангобардии, воевать совсем разучились. Правда, много их…
– Ну так сочтём число, да и подсократим! – ухмыльнулся Олав Лесоруб. – Впервой, что ли?
– Ты мне вот что скажи, Олег, – строго спросил Либиар Лысый, великан с круглой головой, обритой наголо, – добыча ожидается знатная?
Сухов важно кивнул.
– Амальфи с Неаполем, да и Гаэта тож – торговые города, – сказал он. – Это самое… Купцы там живут богатые и хитрозадые – по три шкуры спустишь с них, и окажется, что парочку шкурок они таки заныкали.
Ярлы захохотали.
– Только учтите, – построжел Олег, – я вас не на прогулку зову. У тех городов крепкие стены, взять их будет непросто.
Рулав Счастливый пожал плечами.
– Если я учую золото, – сказал он, – камень меня не остановит.
– Неаполь, Амальфи, Гаэта, – стал загибать пальцы Вуефаст Дорога. – Это всё?
– Как разберёмся с этими, двинем к Риму, надо будет тамошнего короля Гуго купить с потрохами – таково поручение базилевса. Вернее, это самое, нам такое ответственное дело поручат, ежели возьмём три города подряд. Возьмём, я думаю… И домой!
– Согласные мы! – выразил общее мнение Карл. – Верно, ярлы?
– Верно! – заорали ярлы.
– Условия такие, – возвысил голос Сухов. – В поход отправляться только на больших лодьях! И чтоб было вас хотя бы сотни три, а лучше все четыре.
– Сейчас посчитаем, – рассмеялся Олав, любитель арифметики, – нас тут много!
– А нас? – выбился из толпы булгарин Курт из рода Дуло. – Мы тоже хотим!
– И мы сходили бы! – подал голос уздень Алэдж, сын Бэгота, ясский воевода. – Знай, урум,[31] большие лодьи из великих дерев построены, а те деревья в наших горах росли!
После криков и азартной брани стороны договорились, что бить лангобардов пойдут четыреста пятнадцать варягов на семи лодьях,[32] а так как посудины это
