Узнав же, к ужасу своему, что Горлум доводится дальним сродственником хоббитам, Фродо задумывается, а не проще ли выкинуть Кольцо или спрятать в каком–нибудь укромном месте, где его уж наверняка никто не найдет. Но у Гэндальфа на это есть готовый ответ:
«Выкинуть его можно только по безрассудству. Магические Кольца не пропадают бесследно: со временем они возвращаются в мир, и мало ли кто их найдет, сам подумай. Ведь Кольцо может попасть в руки врага…»
К тому же, добавляет Гэндальф, хотя и было раньше поверье, что «Магические Кольца плавятся в драконовом огне, но теперешние драконы — жалкие твари…»
А посему «есть только один способ: добраться до Ородруина, Роковой горы, и бросить Кольцо в ее пылающие недра…»
Ну а вот что Толкиен рассказывает в «Сильмариллионе» о происхождении Кольца Всевластья:
«Эрегионские нолдор внимали Саурону, и он многому их научил, ибо велики были познания его. В оные же времена блистали умением и Восточно–Эдильские кузнецы, превзошедшие в мастерстве самих себя: недолго думая, выковали они Кольца Всевластья. Саурон приглядывал за ними и ведал про все их дела, ибо желал он привязать к себе эльфов крепкими узами. Эльфы выковали много Колец, а Саурон в тайне от них отковал одно — Единственное, коему были подвластны все остальные… и когда надевал он Единственное Кольцо, то узнавал обо всем, что творилось с другими Кольцами, — так видел он и направлял мысли их владельцев».
Потом Саурон отдал «семь Колец гномам и девять — людям, и те, как всегда, первыми покорились воле его».
Но девятерых обладателей Колец постигла незавидная участь, ибо превратились они в Кольценосцев–призраков:
«И стали они ко времени оному могущественными властителями, чародеями и воителями и снискали себе славу и богатства — себе на горе. Возомнили они, будто жить им отныне вечно, только вот жизнь оказалась для них уж больно тягостной, невыносимой: скитались они по белу свету, незримые для других, даже при солнце… и так вот, один за другим сделались рабами Колец, кои носили, оказавшись при том во власти Единственного Кольца, — того, что было у Саурона… и вошли они в Царство Мрака. И обратились в назгулов — Призраков Кольца, самых чудовищных прислужников врага. Ночь была им спутницей, и смерть вопияла их устами».
Зато с гномами Саурону пришлось нелегко. Что верно, то верно: «на диво своенравными оказались гномы, непокорными, ибо было им невмочь, когда над ними кто–то властвовал; сами же они были крепки духом, и никакие силы не могли обратить их в призраков».
Об отношении же гномов к золоту довольно любопытное примечание делает Фулканелли:
«они — хранители земных тайн и секретных свойств минералов. Гном служит проводником, помогающим находить вещи, распознавать их и приводить в единую систему».
Но куда более хитроумно в той же эзотерической традиции толкуется символическое значение дракона:
«Дракон служит иероглифическим изображением твердого минерального вещества, с которого должно начинать Творение… Призвание дракона — неусыпно стеречь дивное место, где мудрецы хранят тайные свои сокровища».
Под «мудрецами», возможно, подразумеваются рыцари… А что до грозного обличья и такого же драконьего нрава, тот же Фулканелли видит тому причины в следующем:
«Они вполне соответствуют особенностям, свойствам и возможностям основания»,
— то есть первичного минерала, лежащего в основе великого алхимического творчества. То же относится к грубому драконьему нраву:
«Кристаллическое по строению своему основание сродни чешуйчатой шкуре дракона».
Наконец, Фулканелли напоминает о двойственном происхождении дракона — порожденного огнедышащим Тифоном(92) и коварной Ехидной(93). Соединив в теле своем твердость минерала и «воспламеняемость» серы, дракон заключает в себе и довольно сложную символику.
В «Сильмариллионе» Толкиен уделяет не меньше внимания Сильмариллам. Вначале великий искусник Феанор «задумался, как сделать навек неугасимым сияние Дерев… И пустился он в долгие тайные поиски, вложив в них все свои знания и силы, и все умение свое, и сотворил Сильмариллы… С виду походили они на кристаллы, однако же были тверже алмазов, и никакие силы в Арде не могли ни раздробить их, ни омрачить их блеска… Феанор придал их пламенному блеску удивительное сияние двух Валинорских Дерев, и сделалось оно в них неугасимым, хотя сами Дерева угасли и уж давно как зачахли».
Звездная богиня Варда «освятила Сильмариллы, дабы в будущем ни плоть смертного, ни чья–либо нечестивая рука, ни чье–либо лиходейство не коснулось их, не заклеймившись гибельным заклятием».
Когда Мелкор загубил Древо жизни и Древо света, Лаурелин и Тельперион, Валар так и не смогли вернуть их к жизни. И тогда богиня Йаванна, Повелительница растений, возгласила:
«Сияние Дерев померкло, отныне живо оно лишь в Сильмариллах Феаноровых. Сколь же прозорлив он! Ибо даже самым могущественным из созданий Илуватара под силу совершить только одно–единственное великое дело, одно и единственное. Я одарила мир сиянием Дерев, однако ж возродить их для мира сызнова мне уже не по силам. Будь у меня хоть мало–мальская искорка от этого дивного светоча, я вдохнула бы в Древа новую жизнь, покуда тлен не тронул корни их. И покончено было бы тогда со злом, и бессильной стала бы лютая ненависть Мелкора».
Однако Феанор, в чьем сердце любовь к Сильмариллам переросла в алчность, возненавидел Валар и отказался отдать хотя бы один Сильмарилл. Ибо единственным его желанием было оставить Сильмариллы при себе.
«И завела тогда Ниенна песнь, исполненную всеобщей печали по оскверненной Арде».
Затем мы узнаем, что Мелкор похищает Сильмариллы и нарекает себя Властелином Мира.
Подобно сокровищам «Золота Рейна» у Вагнера, Сильмариллы у Толкиена тоже принесут неисчислимые беды нолдор, Феанору и всем его потомкам, поклявшимся любой ценой вернуть себе Сильмариллы, окажись они в чужих руках. Сыновья Феанора повели себя заносчиво даже перед Валар, сокрушившими Моргота:
«Маэдрос с Маглором отказались последовать за Эонве и проявили готовность исполнить клятву. За Сильмариллы они и правда были готовы не пощадить живота своего — их не устрашило даже победоносное Валинорское воинство — и восстать против всего мира… В ответ же им было сказано, что они лишаются права на творение отца своего по причине бессчетных кровавых злодеяний, учиненных ими под действием клятвы, ибо именно они повинны в гибели Диора и разрушении гаваней».
И все же братьям удается заполучить обратно два Сильмарилла, вот только те обожгли руки; и тогда один из братьев в сердцах выбросил свой Сильмарилл в глубокую расщелину, а второй швырнул свой в море, и тот упокоился на дне морском. Третий же Сильмарилл остался у Эарендила, парившего в поднебесье. Таким образом, три бесценных камня обрели каждый свое место в трех мирах — в воздухе, в море и на земле.
В Предначальную Эпоху, задолго до того, как были сотворены Сильмариллы, и даже до того, как появились деревья, Валар задумали изваять два величавых столпа:
«Поскольку огонь был укрощен и погребен в глубинах первозданных гор, нужен был свет. По просьбе Йаванны Ауле перенес в середину морей два гигантских светильника, сотворенных им собственноручно, дабы озаряли они сиянием своим все Средиземье. Варда наполнила их лучезарным веществом, Манве засветил их, а Валар водрузили их на громадные столпы, возросшие выше самых величественных гор. Один столп высился на севере, и нарекли его Иллуином, а другой, Ормал, — на юге, и озарили светильники Валар сиянием своим всю землю, и все засверкало ярким блеском, словно день длился вечно».
Столпы — символы опоры, несущей оси, на которой удерживается конструкция. Столп от основания до вершины символизирует и Древо жизни: основание — это корни, стержень — ствол, а вершина — лиственная крона. В кельтских традициях колонна или столб также символизируют ось мира и Древо жизни. И с ними часто сравнивают воинов.
Столпы, служащие, ко всему прочему, оплотом знаний, символизируют и узы между небом и землей, знаменуя почтение человека к божеству и одновременно обожествление самого человека из числа самых
